Затем, аккуратно, подходим к интересующей меня теме. Когда почувствовала первый раз, что что–то не в порядке с тобой? Да, вот, внезапно, стало тянуть, ныть. Где? Ну, вот здесь. Ее глаза сами собой расширяются от воспоминаний. Я не спрашиваю было ли ей больно, я это вижу. Человека легко вернуть в прошлое. У каждого есть своя собственная машинка времени. Щелкаешь тумблером, пошло гудение и вибрация, пришел Образ. А с ним вкус, запахи, обстановка. Боль. Плечи сами собой поднимаются, кулачки сжимаются так, что пальцы белеют, губы пересыхают, дыхание учащается, сердце колотится так, что я его слышу без всякого фонендоскопа. И медленно, накатывая, начинается рассказ, по мере повествования раскручиваясь, ускоряясь, переходя от прерывистой, с вдохами и длинными выдохами сквозь сжатые зубы, речи на почти невнятную скороговорку. Я абсолютно естественно попадаю в это ее пространство. Живу в нем вместе с ней, чувствую, переживаю.
«Муж вызвал скорую. Мы ее долго ждали. Я уже отчаялась. Думала, помру счас. А она все не едет и не едет».
Вместе с ней я ждал »скорую». Вместе, получал укол обезболивающего, садился в машину, уезжал в больницу, ждал. Сколько ей пришлось ждать! Ждал и я. Гинекологическое кресло, зеркало, мазки, анализы. Осмотр. «Здесь больно? А здесь? А вот так? Так тоже не больно? Хорошо. Я сейчас вам выпишу назначения». Похоже вот эти назначения. Ага. Очень. Похоже на кишечную колику. Ага. На аппендицит – не похоже. В общем, нужно понаблюдать.
У меня в голове прижилось эхо. Дать. Дать. Ать. Снова дома. Снова здорова. Лекарство. Все как прописано. Дать. Состояние без видимых улучшений. Тянет – потянет. Но так – не болит. Дать. Ать. А потом – резко: так больно! В дугу. Мамочка. И температура. И бред. И снова «скорая». И больница. И на стол. А теперь – хорошо. Замечательно теперь. Я как родилась. Угу. Заново родилась.
Поговорили. После того, как она мне рассказала про то, как она теперь заживет, что будет делать, я улыбнулся ей и, попрощавшись, ушел. Нет, она мне понравилась. Жизнерадостная, веселая, смешливая девочка. Легкий человек. Человек, с которым легко. Еле добрался до ординаторской. Шел в слепую, с застывшей, выродившейся улыбкой на устах. Дать. Суки. Разрыв трубы. Воспаление матки. Гнойный перитонит. Радикальная операция по спасению жизни. Все, подчистую. И спасли. И этот гавнюк живой и здоровый. Надо понаблюдать. И эта девочка. Как? И кто? Не могу я. Ну, не могу и все. Девятнадцать лет. Муж. Семья. Без я. И не будет. Уже никогда. А у гавнюка – будет. И у меня – будет. Что ж это за жизнь такая. И плакать – не могу, только скрипеть. Если не можешь облегчить душу, нужно провериться на яйца глист. Вот и проверю, все равно ничего другого умного не придумать. А так хочется. Так…
Шло время. Выгрызал ход в коре древоточец. Я очерствел. Из дерева сыпалась труха. Проверился на яйца глист. Нету. Кровь сдал. Норма. Может гормоны? Нет, это мне раньше проверяться надо было, но тогда как – то без этого обошлось. То есть, в принципе, все в порядке - плесенью не покрылся. А потом, однажды, бах. И все. И что - то я, вдруг, стал совсем дырявый, корявый, нечуткий. До совсем недавнего времени, шкура была толстой, а я был чуткий и внимательный. Чуйка работала через голову, не подпуская к сердцу. А вот сейчас, когда напоотваливалось все, что можно и нельзя, все шпарит через сердце, минуя голову, и ничего я с этим я - поделать - не могу. И не могу забыть. Этих девочек, мальчиков, их родителей. Всех. Всех – помню.
И так хочется поделиться, но с этой своей несчастной чувствительностью, которой и места нет в жизни никакого, с этой эмоциональной вовлеченностью куда попало, я и рассказать ничего толком не могу. Я потихоньку становлюсь невменяемым, пристаю к незнакомым людям, лезу непрошенным и незваным, чего - то пишу и пишу, чего – то делаю и делаю, никому не нужное, или нужное, но какое - то непрактичное что ли, глупое или страшное. И, главное, как же я задолбался жить без мозга. Что - то похожее было у меня после больницы, когда чуть не умер от менингита, но выжил и благополучно поступил в институт. А вот чего лишился - эйдетического восприятия, фотографической памяти и остроты зрения. Когда пришлось воссоздавать логическое мышление, подменять ею яркие, живые краски и энциклопедию внутри головы менять на сборище книжек, страниц и конспектов, чужих конспектов и чужих книжек.