Литва кишит французскими шпионами. Их выявляют десятками, но сколько их было и что им удалось разузнать? Правда, один виленский дворянин признался сам, что его хотели сделать неприятельским агентом, и согласился работать на русскую разведку. Через него Санглен сумел подсунуть французам фальшивые печатные карты западных областей Российской империи, но по одному человеку нельзя судить обо всей нации. Война назревает и непременно разразится в будущем году. Войска уже стянуты к границе. Прощаясь с Коленкуром, Александр твердо заявил ему, что Неман переходить не станет, но если Наполеон форсирует сей Рубикон, его встретит народ, готовый сражаться до последнего. Рекруты, лошади и провиант для армии – вот какая любовь нужна сейчас российскому императору от литвинов. Если они отдадут всё это ему, Наполеону уже ничего не останется. Обещать им можно всё, что угодно, с той оговоркой, что исполнено это будет после победы. Придвинув к себе последний лист записки Огинского, царь написал внизу по-французски:
«Теперь уж нечего думать об административных мерах и об организации наших восьми губерний, надо позаботиться об усилении средств к защите. Поэтому прошу вас объяснить мне виды ваши относительно военных средств, которые соотечественники ваши в подвластных мне губерниях могут теперь предоставить в мое распоряжение».
1812 год
Февраль
К несуразному зданию театра Казасси то и дело подъезжали сани и экипажи, высаживая седоков. Давали «Димитрия Донского» – трагедию Озерова, пользовавшуюся неизменным успехом уже пять лет подряд. С тех пор как год назад сгорел Каменный театр, все спектакли шли здесь, и каждый вечер деревянный театр набивался под завязку. Студенты, чиновники средней руки, купчики, финансисты, помещики, проводившие зиму в Петербурге, заядлые театралы – публика подбиралась самая пестрая, невзыскательная и благодарная.
Прапорщик Литовского лейб-гвардии полка Павел Пестель уже один раз видел «Димитрия Донского»; к радостному возбуждению от свободного вечера и морозной погоды добавилось предвкушение восторга, который он, как и все прочие зрители, испытывал от игры знаменитого Яковлева и от стихов, которые тот декламировал своим могучим голосом. «Буря и натиск» Фридриха Клингера, главноуправляющего Пажеским корпусом, не шла ни в какое сравнение с этой пьесой!
Не вовремя явившись, мысль о Клингере заставила Павла дернуть щекой. Чопорный немец, считавший русских существами низшего порядка, стал одним из врагов, которых Пестель сумел себе нажить за полтора года пребывания в Пажеском корпусе. В его глазах сын сибирского губернатора был выскочкой, наглецом и вольнодумцем, которому еще рано становиться офицером. Наспех усвоенные знания не могут быть прочными, уверял он государя, после того как Пестель набрал 1303 балла из 1360 возможных: сто по курсу дипломации и политики, восемьдесят пять по долговременной фортификации, сорок по полевой фортификации, почти отличный результат по атаке и обороне крепостей, артиллерии, черчению планов, тридцать из сорока по тактике, и даже экзамен по фрунтовой службе, впервые включенный в программу, он сдал хорошо, причем самому императору. А знанием языков и связным представлением об истории он был обязан исключительно домашним учителям и трем годам учебы в Дрездене; шалопаи-пажи, помыкавшие робкими и бездарными преподавателями, впустую тратили время, отведенное на эти уроки. Государь сам вручил Павлу шпагу, слегка коснувшись рукой его щеки, когда он преклонил перед ним колено. Вспомнив об этом, Пестель украдкой взглянул на новенькое блестящее кольцо на левой руке, с цифрами «1» (место, занятое им на экзаменах) и «1811». Внутри была выгравирована надпись: «Ты будешь тверд, как сталь, и чист, как золото». Как театрально… Совершенно в масонском духе…
Юноша занял свое место в креслах. Трижды прозвонил колокольчик. Занавес раздвинулся; на сцене появился шатер великого князя Московского.