— Нам надо поговорить, бер’Грон, — произнес темник.
На пальце старика блеснул перстень, и Максар присмотрелся — раньше командер его не замечал, вообще впервые видел, чтобы темники носили подобное украшение. Выступ на перстне имел форму шестерни, внутри которой была заключена человеческая фигура.
Максар поднял взгляд на лицо Эйзикила. Тот напоминал ящера-трупоеда из сайдонских болот: тощего, гибкого, с гипнотическими глазами… К тому же темник был очень старым ящером. Умным, хитрым и опасным. Интересно, какое место он занимает в Гильдии, какой властью обладает? И скольких людей он сожрал на своем жизненном пути?
— Но не сейчас, позже, — добавил Эйзикил. — Вообще-то я собирался в Центаврос…
Максар возразил:
— Бастион только строится.
— Конечно, и я хочу увидеть это. Возведение нового Центавроса — что может быть более волнующим? Найдется для меня шатер в тамошнем лагере?
— Конечно, но отсюда до центра оккупированной зоны далеко.
— Мы уже подчинили эту территорию, — возразил темник.
Какой бы властью в Гильдии ни обладал старик, здесь командовал Максар, и он не собирался уступать.
— Очаги сопротивления остались. Это не Сайдон и не Териана, у местных мощное оружие.
— То есть, невзирая на количество переброшенных сюда отрядов, ночью в городе все еще опасно?
— Без сомнения. Только что на моих глазах убили сержанта — выстрелили из окна. Стрелка так и не нашли. — Командер решил, что сейчас честность будет для него лучшей политикой: — Я не боюсь, темник, но я не желаю твоей преждевременной кончины. Мне пока не ясны твои цели. Для чего ты прибыл из терианского Бастиона, причем сразу вышел на меня?
Максар замолчал, мысленно продолжая произнесенные вслух слова: последнее время между Гильдией темников и Ставкой, то есть ближайшим окружением Бер-Хана, усилились трения. Так зачем ты прибыл, темник Эйзикил, что у тебя на уме?
Старик ответил в лучших традициях Гильдии, витиевато и слегка напыщенно:
— Я тоже не боюсь, мастер-командер, ведь все мы — лишь чешуя на теле вечного Бузбароса. И все же, пока миссия моя не завершена, мне, как и тебе, не хочется, чтобы прилетевшая из темноты вражеская пуля оборвала мое существование.
Встречные машины остановились, пешие, окружив повозку командера, молча ждали. Со стороны разрушенного здания, в подвале которого еще недавно прятались беглецы, доносился рокот моторов и голоса.
— Раз мы с тобой понимаем друг друга, то сейчас направимся в Красный лагерь, откуда я прибыл, — сказал Максар. — Переночуем там, а завтра — к Центавросу.
Неторопливо перебирая янтарные четки, каждое звено которых символизировало Око — очередной шаг на великом Пути Орды, — темник Эйзикил кивнул.
Когда проспект Мира остался далеко позади, броневик приостановился, помигав стоп-сигналами.
За рулем автобуса сидел Курортник, Игорь пристроился на откидном сиденье рядом с ним, Григоренко и Лагойда, держась за поручни, разглядывали салон.
— Почему тормозят? — пробормотал Алексей, в то время как БМП свернула на газон возле жилого дома и медленно покатила дальше.
Откинулся люк на башне, показался Яков. Неловко двигаясь из-за раненого плеча, спустился по скобам, спрыгнул на ходу и побежал назад к автобусу.
Алексей перекинул тумблер, и стальная плита передней двери со скрипом откатилась вбок. Встав у проема, Игорь протянул руку, но Яков самостоятельно заскочил внутрь. Дверь за ним закрылась.
— Ну что, парни? — полковник в отставке вновь казался бодрым, деятельным, хотя под глазами его залегли круги, а лицо осунулось — сказывалось ранение. — Как у вас?
— Кто Явсена стережет? — спросил Курортник. — А то одному мы уже поверили.
Яков потрогал раненое плечо:
— Костя за ним следит в оба глаза, пистолет в кобуру не прячет. Никуда пеон не денется. Твоя подозрительность понятна, Лексей, но согласись: пока мы убегали, он много раз мог скрыться. Так вот, что я хочу сказать, слушайте внимательно…
Лагойда и Григоренко с Игорем повернулись к нему, Курортник продолжал смотреть на дорогу. Машины тихо катили по темным дворам, объезжая брошенные автомобили, скамейки и перевернутые мусорные баки.
— Я только что с Явсеном плотно пообщался, — продолжал полковник в отставке. — Я на их языке, какие-то отдельные слова коверкая… ну, вы понимаете. Он на нашем… У него, кстати, с русским получше, чем у меня с лингвейком, так их язык называется, он даже целые фразы может складывать, хотя и неловко. Так вот, Явсен утверждает, что они прибыли сюда из иного… ну… — Яков пошевелил в воздухе пальцами.