Эдуард Маципуло
Нашествие даньчжинов
СЛЕДЫ НЕВИДИМКИ
Перед моим вылетом на Гималаи пришло известие о гибели профессора Клейборна, хорошего парня, одного из зачинателей НМ – научной монстрологии. В холле Международного Центра монстрологов на карте мира во всю стену появился очередной траурный флажок. Доктор Йенсен, президент Международного Центра монстрологов, тотчас отправился на поиски тела профессора, брошенного где-то в пустыне, а мне было поручено принимать соболезнования возле большого портрета в черной раме…
Я вглядывался в строгое лицо Сэмюэла Клейборна и видел в его глазах обреченность. Именно чувство обреченности гоняло его по свету. Как и меня. Я долго не мог от него отрешиться и был уверен, что меня преследует рок за неведомые грехи. И я изо всех сил старался быть чистым перед богом и людьми. Постригся в монахи и какое-то время был святым праведником в монастыре «Детей Иисуса». Но люди, окружающие меня, не терпели святости даже в скромных дозах. Я постоянно ощущал их нелюбовь, злобу, мстительную радость. Хорошая ступень для поисков истины. Я взбунтовался – против миропорядка, традиционного мышления, против самого бога. Я познал сладость бунта. Я участвовал в революциях и терактах, искал истину в водоворотах жизни, я метался от цели к цели, и, наконец, моя ухабистая тропка привела меня к монстрологам от науки. В их лице я нашел симпатичных и близких мне помысли и чувствам людей, которые с кровью и муками осваивали новую область знания…
Казалось бы, мир благополучен и прекрасен: все меньше людей умирает от голода, экстремизм поутих, ушел в глубину до «лучших» времен. И на военных, вроде бы, надели крепкие намордники. И народы повернулись лицом к экологии. Да и безработица во многих странах – уже не боль, а почти духовная ценность: оказывается, есть какая-то прелесть в проживании на пособия и страховки. А политики, разведенные судьбой по враждебным полюсам, все чаще улыбаются друг другу и, похоже, мечтают о крепких дружеских объятиях.
Но мигают сигнальные глазки на главной карте монстрологического центра, появляются все новые черные метки. Вон и моя мигает возле белой кляксы одной из гималайских вершин. Там нет траурных флажков, туда ещё не добирались монстрологи – я буду первым. Я вижу за рубиновыми вспышками глубокие ущелья, заросшие горными джунглями, и древний даиьчжинский монастырь с причудливыми крышами. Вижу каменных богов с невозмутимыми ликами, монахов у их ног, читающих нараспев священные тексты, неизвестные ученому миру… Заповедная обитель, тихий уголок, – но и генератор бессамости[1] один из самых модных на Земле. Вот уже два с половиной тысячелетия работает без перебоев.
И сколько же подобных источников! Вся стена сияет, трепещет, дергается в пульсирующем их отражении. Всепланетный индикатор беды. Это похоже на крик одинокого в толпе людей с отрешенными лицами. Ведь только НМ возвестила о психо-социальном инвязионе, «вспышке размножения» пассивного типа мышления. Только НМ звонит во все колокола об индивидах, неспособных существовать без чужого мнения, готовых исполнять любой приказ, любую функцию, о массах, управляемых с помощью страха и первичных потребностей. Духовные вожди и политические пастыри всегда полагали, что с людьми этого типа проще всего строить светлое будущее, земной рай, коммунизм. Ведь в таком случае все упирается в личность лидера, в его способности и доминанты…
Но большая часть рубиновых глазков на карте – это человекомонстры в качестве лидеров…
Проститься с Сэмом Клейборном пришли сотрудники международных организаций, репортеры газет, просто любопытные и туристы. Были цветы, слова о безвременной утрате и соответствующие записи в траурной книге с обложкой из черного бархата. Некоторые из посетителей были враждебно настроены по отношению к нам, особенно здоровенный лохматый толстяк, который явно верховодил в буйной компании репортеров. Они терзали меня идиотскими вопросами, хотя я уже валился с ног от усталости.
– Чем, собственно, занимаетесь лично вы, доктор Мартин? И чем занимался покойный профессор? – упорствовала дама в пестром одеянии, увешанная фотокамерами и диктофонами.
И я в который раз пытался объяснить, что моя тема – онтогенез монстризма, то есть «происхождение сути», а Сэм исследовал формы бессамости, которые при столкновении порождали взрывную волну энергии. Она проявлялась, например, в фанатизме, в ненависти к новому и чужому, в вооруженных конфликтах и тайных войнах… Так что он работал в самом пекле.
– И теперь вы присвоите его идеи! – вскричала женщина. – Или кто-нибудь из ваших присвоит! Ведь вы способны на всякую мерзость!
Общественное сознание все еще не приняло нас. Будто страшный враг вторгся в плотные ряды человечества – это научная монстрология со своими постулатами и целями.
Похоже, мы разговаривали на разных языках. Заподозрив их в элементарном невежестве, я начал объяснять, что «монстр» в переводе с французского – «чудовище» и что монстры бывают разных классов – таксонов, от природных явлений и микроорганизмов до человекоподобных чудищ, психических уродов и монстроидей.
– Вся ваша НМ – выдумки кретинов и мошенников! – перебил меня лохматый. – Из-за вас гибнут славные парни! Такие, как Сэм! Я его знал!
Кажется, я его где-то видел. Ну да, постоянно возникает на моем горизонте. Или такие, как он?
– Вы не правы. – Я с трудом удерживал себя в роли вежливого хозяина. – Хотите, докажу? Дайте мне вашу книгу. Это, кажется, Оливер Блик?
Из кармана его мятого пиджака торчал томик детективной серии «Шедевры XX века». Затрепетав листочками, книга перелетела ко мне.
– Литература – превосходный барометр социальных процессов, – пояснил я. – Она переполнена догадками и намеками о монстрах. Особенно массовые жанры… К примеру вот, детектив, далеко не лучший в творчестве мистера Блика. – Я полистал томик и прочел вслух:
– «Я общался с оптовыми торговцами героином. Не слишком близко, но общался. И кое-что слышал об их методах. В них нет ничего человеческого. У них в голове чего-то не хватает. Я говорю не о том, чем они занимаются, а КАКИЕ ОНИ ЕСТЬ, КАК ВОСПРИНИМАЮТ ОКРУЖАЮЩИЙ МИР…»
– Любопытно, – сказала леди в пестром и ослепила меня вспышкой блица. – Вы утверждаете, что Блик иллюстрирует ваши концепции?
– Как и Франкенштейн, и Невидимка, и марсиане Уэллса. И вампиры, акулы, ящеры из бурного моря маскульта. Все это – гениальные догадки подсознания в метафорической форме. Социальная интуиция…
Лохматый фыркал и хмыкал, кидал реплики, потом вдруг направился к подставке с флагами стран – участниц в программах Центра.
– Не надо с ним ссориться, – предупредила меня дама в пестром. – Это же Билли Прайс по прозвищу Бочка-с-Порохом, разве вы не узнали? Его колонку читает полмира…
Лохматый начал сморкаться во флаги по очереди, поглядывая в мою сторону. Пока вызовешь полисмена, он обгадит все славные полотнища!
– Остановите его, – сказал я даме и ее шумным товарищам, загородившим мне дорогу.
– Не обращайте внимания, доктор Мартин. – Дама нагло смотрела мне в лицо. У нее были воспаленные глаза. – Вы же доктор Мартин, тот самый? У Билли такое хобби, неужели не слышали? Как увидит иностранный флаг, аж трясется.
Репортеры начали складывать в кучу фотокамеры и диктофоны, снимать пиджаки. Нет, они не пьяны, не безумны. Они работают на «общественное мнение», которое еще не приняло НМ. Этим ребятам позарез нужен скандал. Или потасовка. Чтобы в утренних газетах появилась сенсация: «Взбесившийся монстролог против короля репортажа!» Судебные разбирательства, болтовня адвокатов, задержка экспедиции… Потом выяснится, что в флаги сморкался я, а не Билли. Он защищал их с присущим ему мужеством.
Я посмотрел поверх голов на Билли. В его руках шуршало и шелестело шелковое полотнище.
– Это шум крыльев, – сказал я. – Все вы, конечно, слышите шум крыльев вокруг спящего…
– Крыльев? – изумленно спросила женщина. Я показал кивком на черно-белое панно в простенке – химеры вокруг спящего человека и готическая надпись:
1
Бессамость – в научной монстрологии: отсутствие личностных качеств, самосознания, неспособность иметь свое мнение.