Я замолчала. Сил говорить больше не было. И тут я почувствовала, как моей щеки невесомо касаются ледяные пальцы. Он осторожно и заботливо вытирал мои щеки, и я поняла, что все же плачу. Слишком больно было вспоминать предательство… И если родители никогда и не говорили, что любят меня, то Клава говорила это каждый день, называла меня «дочуркой», и я искренне верила, что она меня любит. А потому ее предательство было больнее всего, и я уверена, заплакала я именно тогда, когда говорила о ней…
— Я тоже думал, что все люди предают и никому не доверял, — тихо сказал Бейонд. — Думал, что людей со странностями общество принять не способно, равно как и отдельные индивидуумы. Считал, что если я кому-то поверю, меня обязательно бросят, оставят в одиночестве. Даже А ушел, хотя знал, что я останусь один, и я думал, что если уж такой же как и я, «ненормальный», меня оставил, то о простых людях и говорить нечего — они не поймут меня и обязательно предадут. Убивая, я не жалел их. Мне было все равно. Я не верил, что нет людей, заслуживших жить настолько, чтобы побороть саму смерть. Вот только, познакомившись с тобой, я почувствовал, что ты понимаешь меня, хоть ты и не была ни гением, ни обладателем глаз Бога Смерти. Когда ты тонула, я подумал, что не хочу потерять человека, понимающего меня. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы вряд ли решил его спасти. Разве что твою подругу, потому что ее стиль боя о многом мне сказал. Я тогда подумал, что хочу, чтобы ты поняла меня, да и сам хочу понять, что у тебя на душе. Потому и попытался подбодрить, и когда мы впервые поговорили не о том, что значит «убить», а о том, что нам было интересно, я вдруг понял, что ты мне куда ближе, чем я думал. Потому я и решил подпустить тебя к себе ближе, чем кого бы то ни было в своей жизни. А когда ты испугалась из-за какой-то несчастной царапины, мне впервые в жизни стало тепло на душе. Обо мне ведь никто и никогда не заботился, не волновался… Я понял, что не хочу отпускать тебя. Понял наконец, что чувствую. А когда ты сказала, что я куда лучше L… — Бейонд замолчал, а затем сказал то, чего я не ожидала услышать, я ведь думала, что он скажет: «Я понял, что ты мне нравишься»… — Я понял, что мои чувства взаимны. Только вот думал, что ты меня к себе не подпустишь. Но когда ты спела ту песню, я понял, что ты готова открыть мне душу, и решил, что молчать смысла нет, потому и признался. Вернее… Я ведь тебе еще не признался, фактически.
Я вздрогнула. Что правда — то правда. Бейонд ни разу не говорил, что любит меня. Да что там «любит»! Он мне даже: «Ты мне нравишься», — и то ни разу не сказал… Я попыталась отстраниться, но Бёздей крепко прижал меня к себе, не давая возможности пошевелиться, и прошептал в самое ухо, опаляя его горячим дыханием:
— Я тебя люблю, Юля. Прости, что не говорил раньше…
Черт… Почему так больно, хотя счастье зашкаливает? Почему сердце рвется на части, хотя готово выпрыгнуть из груди от радости? Потому что… завтра я этого услышать уже не смогу?..
— Бейонд!.. — я вцепилась в воротник Бёздея и разрыдалась. В голос, с подвываниями, со всхлипами — так, как не плакала с восьми лет. С того дня, как Клава захлопнула перед моим носом дверь. Я ведь тогда поклялась себе, что в жизни слезы не пролью из-за людей, но не смогла сдержать клятву. Я не хочу его отпускать…
— Тише… — прошептал Бейонд, осторожно гладя меня по волосам. — Тише. Если я вынужден буду уйти, знай, я не попаду в тот день, когда моя мать сказала, что беременна и у меня будет брат, ведь я думал, что он будет таким же, как и я, и появится тот, кто меня поймет. Запомни: я попаду в тот день, когда впервые тебя поцеловал. Когда ты впервые сказала, что любишь меня.
— Бейонд… — я шмыгнула носом и прижалась к нему изо всех сил. — Не уходи…
Наивно, глупо, бессмысленно… но я это все же сказала. Просто не могла не сказать.
— Если смогу, не уйду, — кивнул он. — Если есть хоть один шанс из миллиона, что я смогу остаться, я воспользуюсь им.
— Я тебя люблю, — прошептала я, зарываясь в жесткие темные волосы пальцами.
— И я тебя люблю, Юля… — ответил Бёздей и накрыл мои губы своими.
Такой мягкий, такой нежный, но такой настойчивый поцелуй с соленым привкусом моих собственных слез. Поцелуй со вкусом боли и нежелания отдавать свое счастье. Поцелуй, говорящий: «Прости, что не могу быть рядом всегда». Я отстранилась от Бейонда и подумала, что раз уж он должен уйти, я не хочу, чтобы все так и закончилось. Стыдно, а вообще-то нет — ни капли не стыдно признаться, но хоть я с парнями и встречалась, отшивала всех до того, как отношения заходили дальше конфетно-букетной стадии: я им не верила и считала, что так будет лучше, думала, что никогда не выйду замуж, а без любви ложиться в койку не хотела. С Бейондом все было иначе — я его любила и верила ему, а потому подумала, что если и будет в моей жизни мужчина, то пусть именно он.
Я осторожно коснулась губами его щеки, провела дорожку из поцелуев к его уху, и начала осторожно и несмело целовать его шею. Ладони Бейонда заскользили по моей спине, и он, резко толкнув меня на кровать, навис надо мной. Его губы нежно и умело начали выводить на моей шее непонятные узоры, и я зарывалась в его волосы пальцами, отчаянно борясь со страхом неизвестности. Его руки скользили по моей талии, но как только тонкие аристократические пальцы коснулись моей груди, я вздрогнула. Бейонд замер и отстранился, внимательно вглядываясь мне в глаза, а затем взгляд его стал очень грустным, но одновременно с этим очень теплым, таким, как никогда раньше.
— Не нужно, — прошептал он и осторожно коснулся губами моего лба, а затем сел, облокотившись спиной об изголовье кровати.
— Почему? — возмущенно и расстроенно спросила я, тоже принимая сидячее положение.
— Потому что велика вероятность того, что я уйду, — грустно ответил мой любимый убийца. — А я не хочу исчезнуть, обесчестив тебя.
— Идиот, что ли? — возмутилась я. — Мне никто кроме тебя не нужен!
— Это не важно, — нахмурился Бёздей. — Я не поступлю так с девушкой. Не брошу ее, лишив невинности. Может, я и убийца, но не последняя скотина, и если ты хранила себя, я не имею права делать это, зная, что завтра исчезну.
Повисла тишина. Странно, но мне даже обидно не было — наоборот, стало как-то хорошо и тепло на душе. Я осторожно обняла Бейонда и тихо сказала:
— Спасибо.
— Не благодари, — прошептал он и, чмокнув меня в макушку, крепко прижал к себе. Я расслабилась и закрыла глаза, слушая ровное биение сердца любимого человека и дыша в такт с ним. Так хорошо и спокойно мне не было никогда в жизни, и, проваливаясь в сон, я подумала о том, что Бейонд и есть моя жизнь…
Конец POV Юли.