Мэлло лежал на пузе, распластавшись по моей койке, аки морская звезда, и сопел в две дырочки, а Дживас стоял рядом с диваном и, скрестив руки на груди, бубнил что-то вроде: «В сотый раз говорю: вставай, еда готова, ты так всю жизнь проспишь, сколько ж спать-то можно?»
— Приплыли тапочки к дивану! — воскликнула я. — А пнуть его не судьба?
— Не судьба, — хмыкнул Майл. — Если его тронуть, когда он спит, у него инстинкт срабатывает, и он бьет «обидчика».
— О, ща проверим! — просияла я и ломанулась к Кэлю с намерением защекотать его «до смерти», но была поймана Лемуром-самой за талию и оттащена куда подальше.
— Пусти, травоядное! — возопила я. — Принцесса жаждет крови и зрелищ! Ананасовая фея, забери этого изверга! Пустиии… Принцесса хочет защекотать вон тот мусор! Врооой!
— А в лоб принцесса получить не желает? — фыркнул Дживас. Я прекратила вырываться и, удивленно воззрившись на захватчика, скептически выгнула бровь, аки Драко Малфой.
— А ты мне в лоб дашь? — вопросила я недоверчиво.
— Не я, — хмыкнул он. — «Мусор».
— Ты кого мусором назвал, мусор? — послышалось недовольное бурчание моей Шоколадной морской звезды, сладко потянувшейся и начавшей собирать свои «лучи» в кучку.
— О, блин, подопытный проснулся, — простонала я. — Майл, ты бяка!
— Я же говорил: я не позволю тебе нарываться, — пожал плечами он и отпустил меня. Блин, а приятно… Заботится…
Я подрулила к Кэлю и, усевшись на корточки рядом со своим диваном, потыкала его в спину пальцем.
— А в лоб? — вяло поинтересовался он, продолжая плющить харю о мою подушку.
— А по лбу? — парировала я, но лапку убрала. Не совсем же я изверг. Хотя… — Вставай давай, а то защекочу.
— Встаю, встаю, — пробурчал Михаэль и лениво поднялся. — Слушай, а у тебя подушки лучше, — вдруг выдал мафиози, покрутив головой туда-сюда и потерев шею. — Я на той сплю — у меня шея болит. А от твоих все в норме.
— Что ж ты сразу не сказал? — опешила я и озадачилась. — И с чего у тебя от ортопедической подушки шея болит, а на перьевой — нормик?
— Вероятно, привычка, — подал голос мой глючный панд, до того момента что-то укуренно печатавший в компе. Эх, а про него-то все и забыли за побудкой спящего красавца!
— И тебя с бодрым утром, L, — усмехнулась я. — Ты бы хоть раз нормально, на кровати поспал!
— Не могу спать на кровати, — пожал плечами он. — Та же самая привычка.
— Эх, аномальные вы все же, — тяжко вздохнула я и, схватив L за руку, потянула к выходу. — Хорош печатать, там вареники сейчас с жизнью попрощаются от переварки. Идем, буду твои аномалии сахаром прикармливать, чтоб разрастались, ибо уж больно они прикольные.
L, что странно, встал, и я краем глаза отметила, что он не в сети копался, а что-то печатал в «Ворде». Но любопытство удовлетворить мне не дали и нагло закрыли документ. Ну и ладно, не больно-то и хотелось… Михаэль потопал в душ, заявив, что молчал о подушечной проблеме, потому как других подушек все равно в наличии нет, а я начала вылавливать из кастрюльки вареники: готовые и очень аппетитные. Найт уже сидел за столом, освежившийся и бодрый, хотя по его апатичному виду бодрость определить было крайне сложно. Но возможно! Я уже научилась…
— Майл, а вы в мафии что, каждый день до обеда спали, что ли? — задала я давно терзавший меня вопрос.
— Нет, конечно, — хмыкнул он, рухнув на свое законное место у стеночки. — Просто когда была возможность, отсыпались сколько могли, только не часто выпадала эта самая возможность спокойно выспаться. Да и в убежище всегда гвалт стоял, потому нас пушкой не разбудишь, правда, опасность чувствуем. Ну и если его тронуть, он сразу бьет, это у него, кстати, с детства. Детдомовская привычка: в доме Вамми «темную» обычно не устраивали, но Михаэль же у нас — человек, любящий наживать себе проблемы на пятую точку, а потому ему несколько раз такое устроить пытались. Вот и выработал защитный рефлекс.
— Да, про «темные» знаю, — поморщилась я. — Он рассказывал.
Майл кивнул: уж он-то явно был в курсе того, что мне Мэлло рассказывал, а что нет, а вот Ниар удивленно вскинул брови.
— Я не знал, что у нас такое бывало, — пробормотал он.
— Найт, ты как с Луны в Таганрог свалился! — фыркнула я. — Дети есть дети, и то, что вы были гениями, этого не меняет. Ты не выпендривался — тебя не трогали, а Михаэль нарывался, и вот результат. Зато к нему теперь не подойти, так что не так уж это прям совсем и плохо, плюс тоже есть.
Наконец к нам присоединился объект обсуждений, и мы уселись завтракать, вернее, гении уселись завтракать, а я бухала чай с шоколадкой, нагло спертой из запасов Шоколадной Феи. Вскоре пришли Юля и ее маньяк, и Грелля, проигнорировав стадию приветствий, прямо с порога заявила:
— Маша! Позови прозрачную пакость! Мы не подумали об этом, а вдруг с ним можно договориться?
Я растерялась и удивленно на нее воззрилась, а затем просияла:
— Точно, хотя бы попробовать можно!
— Это бесполезно, — выдал выползший в коридор, ссутулившийся L, засунув руки в карманы джинсов.
— Откуда ты знаешь? — прищурилась я. — Не говори «гоп» пока не перепрыгнешь! Вдруг получится? Шансов мало, но…
— Их нет, — тяжело вздохнул L. — Вспомни, что он потребовал в обмен на жизнь Мэтта. Собственно, ему на нас плевать, а ты его игрушка, не более.
— Попытаться стоит, — пожала плечами я. — Нельзя опускать руки без борьбы!
— Как хочешь, — пожал плечами Рюзаки, забрал Киру из зала, запер его в моей комнате и вернулся к своим подслащенным вареникам. Ну вот почему он никогда не надеется на чудо? Потому что его просчитать нельзя? Впрочем, не мне о чудесах рассуждать…
Я выудила из кармана брюк пластину из мира мертвых и, прижав к сердцу, прошептала:
— Эй, родич! Если слышишь, приходи на чай! Ты ж хотел общения, вот и давай, дуй сюда. Общаться будем…
— И о чем же желает пообщаться моя энное количество раз «пра» внучка? — раздался насмешливый голос в гостиной. Я бросила туда короткий взгляд и узрела над диваном пару белых перчаток, на которые предположительно (судя по положению маски) Граф оперся подбородком. Блин, и чего он весь такой прозрачный, что его незаметно?! — Взяток борзыми щенками за продление жизни мертвяков не беру.
— Хм, а книжками маркиза де Сада? — предположила я.
— Ой, а тебе уже настучали! — возмутился мой потусторонний родич, всплеснув лапками. — Имейте совесть, милочка! Принимать стукачество на родню не комильфо.
— «Комильфо» — это нынче сорт конфет, — пожала плечами я, заползая в зал. — А конфеты я не люблю, потому мне все не комильфо, и терять друзей тоже.
— Ну так угостись сладеньким, разнообразь рацион. На поминках сладкое раза в два вкуснее, ибо бесплатное, — решил поизмываться над нами Граф. Пакость этакая…
— Ой, да, тебе ж не понаслышке это известно, бережливый ты мой, — усмехнулась я, падая на диван рядом с ним. — На своих-то похоронах, небось, слюнки пускал, за неимением возможности похомячить на халяву, вот и отрывался на поминках врагов и прочих милых личностей. Или тогда конфеты не делали, и ты у меня из Четвертичного периода, аж из Плейстоцена заявился?
— Ой, нет, я не столь древний, что ж ты меня к полуобезьянам-то причислила? Видишь: у меня манеры есть, я даже чай когда пью, мизинчик не отставляю, как некоторые безграмотные личности.
— Зато ты, явившись в гости, сразу на диван плюхнулся, а в помещении маску носишь, хоть и не карнавал.
— Снять? Могу. И перчатки тоже. А потом, когда вы в душик пойдете, можете и не заметить, что я в уголочке примощусь. До поры до времени. Пока я вам не начну кубики пресса вслух пересчитывать.
— Фи, извращенец! За собственной пра-пра-внучкой решил подглядывать!
— С количеством «пра» не угадала, да и с причиной извращенности тоже: за тобой, так и быть, подглядывать не стану, ибо… не в моем вкусе. А вот другииие…
— Ты косплей своих собратьев-то с красными волосами уж уволь от своего пристального внимания, у нее парень есть, маньяк, он тебя, пусть ты и бессмертный, на холодец покрошит, и Ватсона есть заставит.
— Фи, каннибализм ныне не в моде, «Молчание ягнят» давно не мейнстрим. Да и подруга твоя — тоже не мой тип. Не люблю рыженьких, мне больше темненькие нравятся. Брюнеточки. Ну, или брюнетики — тут уж как повезет.