Закончилась стихера, только на губах Доброслава и сменного кострового улыбки остались: язычники понимающе переглянулись…
— Хорошим оказался болярин… Только где такого встретишь? — задал вопрос костровой. — Я от своего кровососа сбежал, а чтоб не вернули назад, пошёл к Родославу в помощники… Видно, в стихерах добрые-то боилы бывают…
— Верно, — подтвердил Доброслав.
— Думаю, не совсем вы правы, не токмо в стихерах, но и в жизни добрые есть… — стал защищать боляр верховный жрец. Ему обидно сделалось, что костровой и Клуд так сказ его восприняли, но доволен был Настей: смолчала, не встала в споре ни на одну из сторон…
— Так почём возбранились?! Стихера-то ведь не о боиле-болярине, а про Купальницу! — воскликнула древлянка и как бы всех примирила разом.
Настя после Купальницы жила все эти пять дней трепетным ожиданием следующего праздника — она задумала в ночь на Купалу пойти одной на болото и поискать там траву архилим… Главное, на что рассчитывала древлянка — трава поможет родить мальчика…
«Корень её добр, — говорила ей бабушка, — у которой жены детей нет, и ты истопи того коренья в каком ни есть молоке и пей. Будут дети, захочешь мальчика — будет мальчик». А Насте очень хотелось порадовать Доброслава…
Живое предание о траве архилим дословно вспомнила: «Есть трава на земле, именем архилим, ростом в локоть, тонка, а видом синя, на сторонах листиков по девяти; на ней четыре цвета: червлён, багров, синь, жёлт. Та трава вельми добра, кто её нарвёт, ту траву, носит на себе, и тот человек не боится злых сил ни во дни, ни в нощи, ни злого человека; и супротивника одолеет, и люди его любят. А растёт по берегам рек, при болотниках…»
Если кто решиться на сбор травы архилим, тот весь день перед праздником Купалы говорить ни с кем не должен, будто во рту вода набрана. Нечистая сила бывает хитрющей до обольщения — прикинется кем хочешь, заговоришь словно со знакомым или другом сердечным, войдёт в тебя и с вечеру зачнёт водить от травы подале. Ни за что не найдёшь её.
Да и не каждый может за травой архилим отправиться в болотную глухомань в ночь на Купала: весь день промолчать — только четверть дела, самое жуткое впереди — злые духи начнут стращать; испугаешься и — пропал…
Знал сие Доброслав и, когда увидел, что задумала Настя, не на шутку встревожился… Сказал себе: «Буду сопровождать её незаметно, если что — защищу…»
Ложась спать, Настя прежде всего сказала сынишке:
— Ты завтра со мной не говори и ни о чём не спрашивай.
— А что так?
— Горло у меня заболело. Доброслав сказал, чтобы излечиться, нужно целый день молчать…
— Хорошо, мама.
И Радован слово своё сдержал.
А на следующий день вечером Настя принарядила его и мужчин в белые чистые рубахи, сама надела поверх полотняной исподницы лазоревый летник с накапками[274], по подолу обшитый золотой тесьмой, со шнурком и бахромою и подбитый изнутри киндяком — ценной материей. Дорогой летник хранился у древлянки в сундуке, в него она обряжалась ещё до принятия новой веры, а теперь снова извлекла наружу… И волосник — богатый головной убор — тоже лежал в сундуке под кусками кожи водяной крысы, которая хорошо уберегала наряды от моли и затхлости… Ноги обула в кожаные сандалии, но не на греческий манер — с множеством ремешков.
Увидев её, такую нарядную, Клуд опять восхитился красотой своей возлюбленной. На улице одежда её смотрелась куда богаче, чем у поселянок. Летники у тех походили на рубахи крашеные, на головах — платки обыкновенные, на ногах чуни — лапти из пеньковой верёвки. Но ведь Настя-то не из простых… Уже знали об этом в селении, узнали и кем она доводится Клуду. А Доброслав у них — словно сказочный теперь богатырь: ушёл в неведомые края отомстить злодею и — отомстил! Всё разузнал о дочери верховного жреца, жезл ему возвернул, и на капище снова люди приходят своим богам молиться… Песни петь в их честь и гимны! Так же, как и сегодня вечером будут петь они во славу бога Купалы… А ближе к полночи женщины скинут с себя нарядные одежды, останутся в исподнем, чтоб удобнее через костры прыгать, а ранним утречком по влажной земле ходить и в росе купаться…
Но кто-то из молодиц, как и Настя, ночью за травой архилим пойдёт или цветком папоротника…
Костровой и Родослав к кумирне удалились. Клуд, Радован и Настя подошли к общему месту, где старики, сидя в кружок, добывали огонь из двух старых сухих дерев… Молодые несли сюда хворост, пустые дегтярные бочки, пришедший в негодность домашний деревянный скарб… Часть сложили здесь, остальное — на берегу речки, возле озерца и леса, недалеко от капища. Но там свой огонь горит, неугасимый…