Уцелевшие русы бежали, раненых хазары взяли в плен. В их числе оказался воевода. Спешившись и сняв с седла Вышату, положили его на землю, а его жеребца, тихо ржавшего, ещё не остывшего от схватки, отвели в сторонку. Воины начали восхищаться им… Но Азач приказал скорее забирать пленных и их коней и скакать обратно: русы, пополнив ряды, обязательно должны вернуться и отбить своего важного господина, если вовремя не покинуть место сражения…
Так оно и случилось — усиленная стражниками дружина во главе с Ладомиром вынеслась из-за валов, но никого, кроме убитых, не обнаружила… Аскольд проклинал себя за то, что не углядел и отпустил от себя дорогого ему воеводу.
— Вот беда! — громко сокрушался он после того, как старший дружинник обо всем ему доложил: — Что мы в Киеве скажем?!
— Как стемнеет, княже, сам поведу бойцов в разведку.
— Ладно, попробуй.
Но из разведки Ладомир вернулся ни с чем: успели хазары увезти Вышату в ставку кагана.
Завулон, посмотрев на воеводу, сказал Азачу:
— Вижу, не простая птица… Как очухается, приведи ко мне.
Суграй тем временем нашёл шамана-целителя, тот наложил на голову и рассечённый лоб русского боила повязку из какой-то мази, и Вышату поместили отдельно от других пленников в одной из глиняных мазанок без окон; вместо них на уровне пояса были проделаны прямоугольные отверстия. Приставили к двери караульного, наказали следить, а как пленный придёт в себя, доложить, жеребца Мышастика загнали в стойло, расположенное неподалёку от мазанки.
К утру сознание вернулось к воеводе: мазь шамана, видимо, сделала своё дело — голова побаливала только чуть-чуть, но уже ясно воспринималось происходящее… Затекли, правда, руки, связанные сзади. Воевода поднялся с кучи несвежей травы, подошёл к одному из отверстий в стене. Увидел разбросанные по степи кущи, сделанные из зелёных древесных веток. В каждой куще жило сейчас по две-три семьи, исповедовавших иудаизм; в молодости Вышате пришлось пожить некоторое время при дворе кагана — тогда ещё правил Ханукка… На праздник Кушей он со своими царедворцами выезжал на один из островов в устье Итиля возле Джурджанийского моря, взял с собой и послов из Киева. И молодой Вышата с любопытством наблюдал, как иудеи встречают свой праздник, и уже с тревогой, как приносят жертвы, так как среди них были и человеческие, в основном из числа язычников и христиан, ранее приговорённых к смерти…
Поэтому воевода сразу отыскал глазами стоящий, как и тогда, у входа в скинию[280] жертвенник со священным огнём, который постоянно поддерживался на время праздника. Жертвенник представлял из себя шестигранник, квадратный сверху, пять локтей с каждой стороны и в высоту — три, совершенно пустой внутри, сделанный из дерева ситтим[281] и обшитый листовой медью. Из такого же дерева крепились по углам роги, тоже забранные в медь, к которым привязывались жертвенные животные. Сюда приводили и обречённых на гибель людей…
По бокам шестигранника висели четыре кольца, попарно одно против другого: в них вдевались два шеста, и жертвенник переносился туда, где ставилась походная скиния.
Здесь стояли горшки, куда собирали кровь жертв, коей кропили роги и стенки жертвенника. На его северной стороне жертва обычно закалывалась, тут же она рассекалась на части. Священник сжигал только жирные куски, остальное мясо шло в шесть — по числу концов иудейской звезды — костров, которые горели вне того места, где проходил праздник…
«Ишь, повязку наложили… Захотели выходить… А не готовят ли они меня того… в жертву?! — мелькнуло в мыслях Вышаты. — Если придут за мной, притворюсь, что без памяти…»
Тут он услышал пение, и вскоре перед очами воеводы возникло красивое зрелище: из зелёных кущей показались люди в нарядных одеждах. Они держали в руках ветки и размахивали ими в воздухе[282]…
Пели и плясали, приближаясь к столам, уставленным бузой и хмельными напитками. Через некоторое время послышались весёлые возгласы: Ваше здоровье!» и пожелания: «Дай Бог до ста двадцати лет!»[283]
281
282
Этот магический обряд исполняется иудеями на Ближнем Востоке до сих пор, но они держат в одной руке пучок растений — лулев, состоящий из пальмовой ветви, перевязанной тремя ветками вербы, а в другой руке — эсрог — плод наподобие лимона; махание лулевом означает вызывание ветра и дождя, а показ эсрога говорит об окончании сбора плодов земных и символизирует плодородие.
283
Согласно Библии «дни человека определены в сто двадцать лет». Отсюда широко распространённое пожелание у евреев жить до 120 лет.