Задумка — поехать к Вышате и взять с собою Дира — возникла у Аскольда после того, как узнал, что сын Вышаты Янь умело правит своей вотчиной, и на хорошем примере указать брату на из рук вон плохое ведение его хозяйства. Да и самому не вредно было бы кое-что взять для себя, а позже — другие вотчинники поучатся, ибо сие дело не есть личное, а всей Руси Киевской касаемо: заживут богаче люди, станет сильнее и государство, а такому любой враг менее страшен будет…
Ехали не торопясь, оглядывая синеющие за Днепром низкие безжизненные дали, которые скоро загудят от дикого топота хазарских маштаков[291] и частых копытных ударов боевых скакунов… Но не хотелось об этом думать, хотя не давал сие забывать перестук молотков, доносящийся из часто встречавшихся кузниц, где ковалось оружие; кузнецы разные, а перестук одинаковый: раз по железу — глухой и мягкий, и другой — звенящедвойной, с подскоком — по наковальне.
Справа потянулось чьё-то поле с блекло-сухими поникшими цветами да с островками ярко доцветающей поздней мшистой зелёнкой: видно, соха или запашник давно не касались его и также давно не раздавались тут голосистые окрики погонычей.
Аскольд обернулся к Диру:
— И на некоторых твоих угодьях, брат, землю тоже не пашут ратаи, а только норы роют кроты да суслики…
— Думаю, и в твоей вотчине не всё ладно… — Дир судорожно сглотнул слюну и отъехал в сторону, косо взглянув на грека, рядом со старшим князем рысившего на пегой кобыле.
Грек перехватил не предвещающий ничего, кроме угрозы, взгляд, и пожалел, что не отговорил Аскольда от затеи взять с собой к Яню Вышатичу младшего брата… Кевкамен ведал, для чего Аскольду сие было нужно! И понимал, зная вспыльчивый и тяжёлый характер Дира, что участившаяся в последнее время перепалка между князьями добром не кончится… И в первую очередь сильно попадёт ему, чужеземцу! Молил лишь Господа Бога, чтобы то, что должно непременно случиться, произошло как можно позднее, когда удастся подвигнуть к новой вере большее число киевских язычников, ибо видел в этом единственный смысл своей жизни… И ни перед чем не отступит!
«Коршуном на меня поглядел… Не испугаешь!» — усмехнулся Кевкамен в спину Диру. — Хоть и в сговоре был ты с Сфандрой, которая уничтожила тех христиан, да новых наплодим…»
Только беззаботным сосунком на кауром жеребчике носился взад-вперёд Марко. От Лагира всей гурьбой и Ерусланом в придачу, позже заехавшим на праздник, отправились в эту поездку; хотел было Селян улизнуть, да не дали: вместе так вместе… Тем более Вышата посулил хорошую опохмелку, — всё крепкое у Лагира ещё ночью прикончили… И теперь хмуро покачивались в сёдлах, мечтая о том моменте, когда достигнут вотчины Яня Вышатича и смогут полечить взварным мёдом больные с перепою головы.
Только им, бедолагам, в эдакую рань надлежало бы бодрствовать, ай нет — на пахотных угодьях сына Вышаты встретили погонычей быков; клешнято переставляя ноги, животные зло и упрямо тянули тяжёлые запашники, но зато сзади них, казалось легко, скручивались черными жгутами на омертвелой земле жирные пласты, от которых исходил тревоживший ноздри пар.
— Ядрёный чернозём! — воскликнул Аскольд, спрыгнул с седла и сунул в борозду пальцы. Разминая свежак, пропустил через них; глаза князя тепло залучились светом. Спросил одного из погонычей, кряжистого старика с длинными жилистыми руками:
— Озимые-то… успеете?.. А хазары?!
Узнав князей, старый смерд степенно поклонился им, потом Вышате, ощерил в улыбке на редкость для его возраста здоровые зубы, ответил:
— Сараны[292] бояться — хлеба не сеять…
Сказанные с достоинством слова хлебороба пришлись по сердцу Аскольду; взглянув на Дира и показав на старика, сказал громко:
— Сразу видать, не холоп и не раб.
— В вотчине у нас их почти нет… — ответил Вышата.
— Княже, я свободный общинник, — гордо промолвил старик. — Это моё поле, а в напарниках у меня сын.
«Такие за своё будут драться до последнего…»
— подумал старший архонт.
Не хватит слов рассказать, с какой радостью встречал и с каким богатым размахом потчевал гостей Янь Вышатич… Головы страждущим сразу поправили, и учинилась затем то самое питие, о котором позднее будет сказано, что оно на Руси есть веселие…