Надену, наверное, маску тупого полицейского — держиморды, — подумал майор, — так проще…
— Что здесь происходит? Закон нарушаем? Где разрешение на проведение пикета? — Остановившись у лобного места, громко осведомился майор. Стоявшего наверху человека он наконец узнал, это был очередной скандально известный вождь оппозиции по кличке Либераша.
Оратор поперхнулся на полуслове, умолк, демонстранты поспешно разворачивались на голос, по их лицам бежала череда сменяющих друг друга эмоций, начиная от замешательства и кончая неприкрытой злобой. Многочисленные репортеры оживились, защелкали вспышки фотоаппаратов. Майор поморщился и окинул взглядом нестройную кучку, столпившуюся у постамента. Состав с точки зрения охранника правопорядка — не очень. Экзальтированные юнцы с горящими то ли от энтузиазма, то ли от наркоты глазами, потасканные дамочки бальзаковского возраста, злые на всех и вся, небритые мужчины среднего возраста, одетые ярко и с претензией на экстравагантность, словом, не наши люди. Над головами плещутся плакаты: долой нового Сталина! Контакты с инопланетянами — мировому сообществу! и Под суд пособников коммунофашизма! Большинство представителей второй древнейшей профессии — журналистов, составляли иностранцы, из русскоязычных лишь — телеканал Дождь да радиостанция Эхо Москвы. Те, кто собрался на несанкционированный пикет на главной площади страны, явно напрашивались на конфликт с полицией. Для того чтобы затем кричать о подавлении свобод, притащили с собой толпу репортеров. В том, что жареный материал журналисты подадут под нужным ракурсом, можно не сомневаться. А потом предстоят долгие отписки по поводу применения силы, не превысил ли майор полномочия. Не любил он это.
Стоявший на Лобном месте оратор, украдкой стряхнул с плеча куртки густую перхоть, поднес к губам мегафон и патетическим голосом воскликнул:
— У нас есть конституционное право на свободу слова и передвижений! Не мешайте нам выражать свое мнение!
Хотя вещал вождь оппозиции совершенно уверенным голосом, демонстрация на Красной площади стала чистой воды самодеятельностью российских оппозиционеров, так как их настоящие забугорные хозяева еще не успели дать им конкретных указаний, как поступать. В это время аналитические центры Запада лихорадочно проверяли полученную информацию по всем возможным каналам, как официальным, так и неофициальным, и скармливали ее аналитикам и мощным кибернетическим программам. Хозяев Запада до детской неожиданности пугала перспектива получения в качестве оппонента путинскую Россию, вооруженную инопланетными технологиями и не забывшую, не простившую коллективному Западу ни святых девяностых, ни развал СССР, ни пьяного Ельцина и катастройки.
Толпа оживилась, одобрительно загудела, вновь защелкали вспышки фотоаппаратов. Кто-то из полицейских за спиной шумно вздохнул, а майор, буквально физически ощущая, насколько тяжело ему сдерживаться, медленно опустил плечи и снова достал рацию, чтобы затребовать у начальства инструкций, как поступить дальше, но не успел.
Благообразный дедок с палочкой держащий под руку такую же бабушку, видимо супругу, и, до этого с хмурым выражением лица слушавший оратора, оглянулся на полицейских и шепнул жене что-то на ухо. Когда она согласно кивнула, он, презрительно сплюнул на мостовую и глядя на стоящего на Лобном месте оратора, процедил сквозь зубы:
— Мразь трусливая!
Старичок успел развернуться, когда стоявший на краю толпы прыщавый юнец, худой как дрыщ, но на голову выше старика, с визгливым криком:
— Коммунофашист! — толкнул его обеими руками в спину. Старик отлетел на жену, та, слабо ойкнув, упала на булыжную мостовую. Сам он каким-то чудом сумел удержаться на ногах. На изготовившегося толкнуть его еще раз юнца, обрушилась трость.
— Ай, — тонким голосом заверещал тот и кинулся наутек, но дед успел еще раз перекрестить по спине наглого сопляка. Камеры российских и иностранных журналистов повернулись в сторону происшествия, толпа возмущенно загудела, колыхнувшись к старикам. Молодец дед, — подумал старый беркутовец и оглянулся на подчиненных. Во! — украдкой поднял большой палец сержант.
— Ну вот и повод, удовлетворенно подумал майор поворачиваясь. Вместе с нарядом он перекрыл путь толпе к старикам и поднял к губам рацию. Оратор наверху принялся что-то кричать в мегафон пронзительным голосом, но майор его уже не слушал. Дедок помог подняться жене с булыжников и, заверив майора, что все нормально, неторопливо удалился в сторону Зарядья. Через пару минут с Ильинки выскочил полицейский автобус, из толпы раздался визгливый крик: