— Не удивлюсь, впрочем, если ружьё унёс сын этого Пантелея.
Так же, как лицо Облакова:
— Ты хочешь сказать, убийца стоит у нас за спиной?
— В деревне подкову оброни, гвоздь без присмотра оставь, сопрут — и глазом не успеешь моргнуть. А тут ружьё брошенное. Целое состояние.
Бурмин снова накрыл убитых. Поднялся:
— Нет, я не думаю, что он убийца.
— У него топор, — возразил всё так же по-французски Облаков, — очень чистый топор. Такой чистый, что я бы предположил, он недавно спустился к воде и хорошенько оттёр его песком и вымыл.
— И я бы с тобой согласился, что он убийца, — наклонил голову Бурмин.
Мужик наблюдал за ними издали. Не сводил глаз.
— …если бы не этот самый топор.
Бурмин поглядел на мужика.
— Топором рубят. А не перерезают горло, мой милый Облаков. К тому же одежда на нем чистая. Ни пятна крови.
— Одежда, — покачал головой Облаков. — Не спорю. Может, ты и прав. Тогда кто это сделал? Чёрт возьми, как всё запутано — и как некстати. Именно рекруты! Только этого сейчас не хватало.
В сердцах хлестнул перчаткой по лучистым мордам ромашек и зашагал обратно к коляске.
Бурмин подошёл и заговорил с Пантелеем по-русски:
— Я их знаю. Это ваши, мочалинские.
— Ну да. Как есть. Я ж мальца своего в Мочаловку за народом и отправил.
Пантелей показал пальцем на убитых — один за одним:
— Васька Игнатов. Лукин Мишка. Антоха Чудилов. И старостин племянник Андрюха.
— Что ж мочалинские мужики тут делали? В моем лесу.
— Дак они, поди, уже не скажут.
— А ты в моем лесу что делал?
— Гулял.
— С топором.
— Всяк по-своему гуляет.
Бурмин обернулся к солдату:
— Эй! Мальчишка-то, который про убитых рассказал, на телеге был?
— Чаво?
— В деревню мальчишка на телеге прикатил?
— А то. Не на своих же двоих он так быстро прискакал.
Бурмин снова повернулся к Пантелею:
— Ты, значит, гулял у меня в лесу. С топором. На телеге.
Тот и ухом не повёл:
— Ладно, поймал.
Мужик был вор и воровал его лес, но держался с достоинством, и его самообладание понравилось Бурмину.
— Ты, стало быть, их нашёл, рядком сложил и головы покрыл?
Мужик перекрестился:
— По-людски ж надо.
Треск подъехавшей телеги заставил всех обернуться. Мальчишка, сын Пантелея, сидел на козлах рядом с чернобородым мужиком. Глаза мальчика горели.
— Вон мертвяки, вон! — возбуждённо тыкал он пальцем.
То, что он оказался в центре столь громкого происшествия, уже сделало его в деревне известной персоной, и мальчишка решил приумножить свою славу, вызнав как можно больше, чтобы было о чём рассказывать потом.
Чернобородый мужик сошёл, стянул шапку перед Облаковым, поклонился со странным оттенком подобострастия и презрения, затем кивнул Пантелею. И сразу направился к мертвецам.
— Родственник? — спросил о нём по-русски Бурмин у Пантелея.
— Староста.
Среди убитых был его племянник.
Староста, присогнув ноги и уперевшись руками в колени, разглядывал тела. Разогнулся, отмахнул муху, сказал только:
— М-да, — и крикнул: — Чего лупишься, Пантелей! На телегу кладём. Или как… барин? — Та же смесь подобострастия и хамства.
«А с ним ухо надо востро», — подумал Бурмин.
— Увози, — велел Бурмин.
— Ты куда? — по-французски крикнул Облаков.
— Просто осмотрюсь немного вокруг.
— Ах, да всё одно: без дознавателя теперь никак.
Но Бурмин махнул, не ответив. Отошёл по нежно хрустящей рыжей хвое. Сделал несколько шагов к берегу — сам берег был не виден, но сквозистая пустота за деревьями дышала прохладой: вода. Постоял на невысоком обрыве. Посмотрел на плюшевые заплатки мха на камнях. Пошёл к просеке, по которой шла дорога. Взгляд его бесцельно шарил вокруг. По траве, по стволам. Прошёл мимо колючих мотков ежевики. Подошёл к Облакову. Тот стоял у пыльного крыла коляски и смотрел, как Пантелей и староста, один за руки, другой за ноги, тащат провисающих в поясе мертвецов и кладут на телегу, забрасывая половчее руки и ноги, будто это были поленья. Мальчишка вился и суетился вокруг.
— Тела ещё мягкие, — заметил по-французски Облаков. Прикрыл глаза и покачал головой: — Зверство какое.
Он был бледен. Рука неловко теребила застёжку на жёстком воротнике. Расстегнула. Подёргала шёлковый галстук, ослабляя.
— А тебе? Не жарко? Доверху застегнут.