Такова самоновейшая "Демократия" имени "Правды".
Попутно один частный вопрос. Советские органы печати нередко используют жупел "вмешательства во внутренние дела". Хотелось бы разобраться в этом вопросе. Сначала юридически.
Если я, добровольно заключив международный договор, принял на себя определенные обязательства и тут же "забыл", что их надо выполнять, имеют ли право другие участники договора напомнить о нем или это будет вмешательством во внутренние дела? Второй вопрос: могут ли международные органы осудить нарушение прав человека в какой-то отдельной стране? Это, пожалуй, даже не вопрос, поскольку такое обсуждение и осуждение уже проводится в отношении Чили, Израиля, ЮАР. Почему же, когда речь заходит о великой державе, на сцене появляется "вмешательство во внутренние дела"?
Но оставим юридическую сторону, обратимся к моральной. Если вы видите через высокий забор, что в доме вашего соседа душат одного из семьи, вы что отвернетесь, чтобы вас не обвинили во вмешательстве в семейные дела, или, может, хотя бы голос подадите, крикните: "Прекратите истязать человека, звери!"
Не знаю, как вы, читатель, а я за такое и даже более решительное вмешательство. Я за то, чтобы вызвать милицию, ворваться во двор и скрутить душителя. Но это так, в семье. А в государстве?
Если мы видим, что правительство какой-то страны, не считаясь с международными законами, ни с нормами человеческой морали, ради утверждения или укрепления своей власти, казнит и истязает ни в чем неповинных людей, неужели мы будем молчать? Думаю, любой гражданин мира не согласится на такое поведение. Он поднимет голос протеста. Нарушители прав человека назовут такой протест "вмешательством во внутренние дела" и обхамят протестующих. Но этого бояться не надо. Нарушители прав человека должны быть схвачены за руку, даже если они правят великой страной. В борьбе за права человека все люди земли и правительства, выражающие волю своих народов, должны решительно "вмешиваться во внутренние дела" тех стран, где эти нарушения совершаются.
8. Вместо послесловия. Слово к западным коммунистам
Как человек, всю жизнь отдавший делу борьбы за идеалы коммунизма, хочу обратиться к тем, кто искренне верит в светлое коммунистическое будущее. Но не о коммунизме я буду говорить. Продлит Господь дни жизни моей, может, поговорим об этом. Сейчас я хочу коснуться только того, что относится к арестам членов групп содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Арестовано на сегодняшний день (февраль 1977 г.) четверо - по два от Московской и Украинской групп. И т р о е из них - бывшие члены КПСС: Ю. Орлов, М. Руденко и О. Тихий. М. Руденко был даже крупным партийным руководителем - секретарем парткома Союза писателей Украины. Не состоял в партии один Александр Гинзбург.
Задумайтесь, товарищи, над этим. Далеко не рядовые люди - крупный писатель, академик, учитель не только изгоняются из партии, но и подвергнуты аресту. И за что? Только за слово, за свои убеждения; за то, что высказали неприятную для правительства правду о грубых нарушениях Советским Союзом Хельсинкских соглашений. Власти в СССР говорят, что за убеждения не судят. Но это чистейшее лицемерие. Судят за высказанные убеждения, называя такие высказывания "клеветническими измышлениями, порочащими советский общественный и государственный строй", или "антисоветской пропагандой". Иначе говоря, за взгляды не судят, если они самим тобой умерщвлены в твоей голове, если им не дана жизнь через слово. А за высказанные судят, изгоняют из партии, с работы, из учебных заведений, предают суду, заключают на многие годы в тюрьмы, лагеря, спецпсихбольницы.
Проиллюстрирую сказанное на примерах.
Юрия Орлова исключили из партии в 1956 году и изгнали с работы за то, что он, выступая на партсобрании института в прениях по докладу Хрущева на 20 съезде, потребовал привлечения к ответственности соучастников сталинских преступлений. За что же его наказали, если не за убеждения?
Микола Руденко, разрабатывая философские вопросы, объединенные впоследствии в его труде "Экономические диалоги", попутно обращался несколько раз в ЦК КПУ, указывая на ряд хозяйственных ошибок. Партийный аппарат, не разбираясь в сути вопросов, предложил ему прекратить свои исследования. Поскольку он отказался выполнить это незаконное требование и начал жаловаться, его исключили из партии, исключили из Союза писателей и запретили печатать его произведения, лишив тем самым средств к существованию. Ну а теперь он арестован. Уместно и здесь спросить: за что, если не за убеждения?
Поучительна история и с моим исключением. В КПСС, как и в стране в целом, существует неписанный порядок, при котором ни на одной конференции, съезде, большом собрании, слете, митинге не может выступить никто, кого на это не уполномочило руководство. При этом выступающий должен говорить лишь то, что заранее согласовано с руководителем. Я сумел обойти этот порядок, испросив слова непосредственно у районной партийной конференции, делегатом которой был. Получив же трибуну, высказался против нараставшего в то время (октябрь 1961 г.) культа Хрущева.
Наши руководители и печать любят козырять такими категориями - "Партия с вами не согласится", "Народ вас не поймет". Но ни с партией, ни с народом никому без дозвола руководящих чиновников говорить не дадут. Мне это удалось единственный раз в жизни; и хотя я за это был жестоко наказан, но получил величайшее удовлетворение - конференция меня поняла, поддержала и в обиду не дала. Это потом, с помощью партийного аппарата, меня отстранили от должности начальника кафедры Военной академии и от научной работы, сняли с защиты мою докторскую диссертацию и, наложив строжайшее партийное взыскание (строгий выговор с предупреждением и с занесением в учетную карточку), сослали на Дальний Восток. Два года спустя арестовали и, исключив из партии, заключили в специальную (тюремную) психиатрическую больницу, лишив заодно генеральского звания и заслуженной пенсии. Только снятие Хрущева помогло мне освободиться из этой страшной "больницы", пробыв в ней и в следственной тюрьме КГБ всего лишь год и 3 месяца. Но все остальные репрессии остались в силе. А еще 4 года спустя - новая спецпсихбольница, уже распоряжением новых претендентов на культ, поглотила меня на долгие 5 лет и два месяца. Может, и здесь били не за убеждения?
Генрих Алтунян был исключен из партии за связь со мною. Да, да, в протоколе так дословно и записано: "По заданию 13-ти харьковских клеветников выехал в Москву, чтобы познакомиться с сыном командарма Якира и с бывшим генералом Григоренко. Что и выполнил..." В общем, провинция в то время (1968 год) лицемерить не умела. За что исключает, то и записали. Не то Москва. Когда меня привлекали к партийной ответственности, я в анкетке, заполняемой перед рассмотрением дела, в ответ на вопрос - за что привлекается, написал: "За выступление на партийной конференции Ленинского района г. Москвы". Но секретарь парткома Академии, выдернув анкетку из моих рук, проговорил:
- Так писать нельзя.
- Ну, тогда пишите сами, - сказал я.
И написали!
"За недооценку деятельности партии по вопросу о ликвидации культа Сталина и за извращение линии партии в вопросе борьбы с культом личности".
Далее пошла сказка про "белого бычка".
Я отказываюсь подписать себе такое обвинение и спрашиваю:
- Когда же и где я недооценивал деятельность партии и извращал линию партии?
- В вашем выступлении на партконференции.
- Значит, вы наказываете меня за выступление, в котором, по вашему мнению, содержались и недооценка, и извращение?
- Нет, выступать вы имели право.
- Тогда за что же вы меня привлекаете?
- "За недооценку...", ну и так далее.
- Когда и где я недооценивал?