– С тобой, должно быть, не так-то весело проводить время.
– Я не люблю постоянно улыбаться и смеяться, делая вид, будто у меня все в порядке. Я не душа компании, это точно, но я и не притворяюсь, что я счастлив. И, поскольку я трезво оцениваю окружающий меня мир, вечером я прекрасно засыпаю без спиртного, без снотворного, без наркотиков, без транквилизаторов, без всех этих вещей, которые помогают выносить окружающих, а себя считать счастливым.
Саманта размышляет.
– А я, я люблю... кучу вещей. Я люблю свою семью, маму, она готовит такую вкусную лазанью с анчоусами и брокколи, дядюшку Пепперони, он вечером у печи для пиццы рассказывает нам истории о нашей родине. Люблю тетушку Наталию, которая, вот уж точно, в выражениях не стесняется. Люблю смотреть, как моя кузина Тициана танцует, люблю, когда Эмилио играет на гитаре и когда Луиджи аккомпанирует на бандонеоне[2]. Люблю запах поджаренного в оливковом масле лука, люблю рагу с майораном, которое кипит и пузырится в котелке. Люблю неприличные шутки Эмилио, от которых краснею. Люблю моих тигров, хотя они и не всегда в хорошем настроении. Люблю зрителей, которые платят за то, чтобы меня увидеть, люблю этих наблюдателей, которые, может быть, на нас смотрят. Люблю Бога, который на нас смотрит уж точно.
– Вы живете в очень размеренном мире.
– Я люблю мое детство. То время, когда я набивала себе синяки на коленках и играла в шарики с ребятами из зверинца. Когда смеялась, как сумасшедшая, впервые увидев какашку слона. Люблю короткие минуты зрительских аплодисментов после моего номера. Даже, если они аплодируют вяло, даже, если и зрителей всего десяток, меня опьяняет каждый хлопок. Это мой наркотик, мое успокоительное. И я тоже очень хорошо сплю по ночам.
– Блаженны нищие духом, ибо им принадлежит царствие небесное.
– Ты плюешь на себе подобных потому, что не можешь их понять. Ты просто трус.
– Человек в принципе трусливое животное. Я знаю это, я вижу своих мышей, хомяков, кроликов. И меня всегда восхищали то самоотречение и мужество, с каким они терпят наши пытки. Когда я заставляю их страдать, я не могу не уважать их...
– Уж не хочешь ли ты сказать, что преклоняешься перед своими жертвами!
– Они стоически переносят боль. Я видел, как белые лабораторные мыши убивали своих малышей, лишь бы избавить их от наших опытов. Они все понимали. И старались уменьшить боль тех, кого любили. А мы... Да взять хотя бы нас с вами! Как мы себя ведем: то паника, то споры.
– Это ты...
– А вы, вы замужем? Она колеблется.
– Я жду встречи с мужчиной моей жизни.
– С прекрасным принцем! Когда вы сказали, что верите всему, о чем говорят в новостях, я нашел это... наивным. Когда вы сказали, что верите в Бога, я нашел это... трогательным. Но когда вы говорите, что верите в прекрасного принца, я нахожу это...
– Глупым?
– Редким. Откуда вы взялись? Честно говоря, я думал, что такие экземпляры уже давно вымерли.
– Тебе отрезать язык, да?
– Как они милы, мечты простушки.
– А я знаю, что он ждет меня где-то. И однажды я его встречу. Мы поженимся и у нас будет пять... нет... не пять... (решительно)... да, пять детей.
– А как вы его узнаете, мужчину вашей жизни?
– По первому поцелую...
– Как в истории про лягушонка, который превратился в принца после поцелуя?
– Именно так.
– Вы, наверное, уже проверили немало народу, я думаю?
– Пока ни с кем ничего «волшебного» не было.
Вид у Саманты мечтательный.
– А что такое «волшебное» должно произойти?
– ...Этого не опишешь, – отвечает она возбужденно. – Это сразу почувствуешь. Ты как будто вся раскроешься ему навстречу. И огромная волна тебя подхватит и понесет куда-то.
– Да, вот-вот! А через год он на вас уже и не смотрит. И начнет борьбу за пульт.
– Только не он. Он будет выше мещанства.
– Представляю ваши любовные игры. Во время циркового номера вы их соблазняете дикарским костюмчиком. После представления они воркуют. Красуются. Распускают перья, а вы выбираете.
– Нет, обычно все происходит в ночном клубе.
– Я забыл. Новый ритуал выбора партнера. Все совершается в темноте, чтобы нельзя было как следует рассмотреть внешность партнера. И в шуме, исключающем всякую возможность поговорить.
– Я люблю танцевать! Ну и что? Ничего в этом нет плохого.
– А потом мы удивляемся, почему мы вырождаемся. Это надо видеть, как люди выбирают друг друга. В темноте и грохоте. Дарвинизм наизнанку: совокупляются и воспроизводятся самые убогие.
– Иногда по ночам я вижу его во сне. (Медленно садится по-турецки.) Он красивый. Высокий блондин с голубыми глазами, он играет на пианино и...
– ...снимается в рекламе зубной пасты.
– Ты завидуешь, потому что твоя жизнь не удалась.
– А вы предпочитаете быть счастливой в своих мечтах?
– Твоя единственная радость – разбивать мечты других.
– Заметьте, я вас отлично понимаю. Я тоже хотел бы быть наивным, это, должно быть, очень успокаивает.
– Будет лучше, если каждый из нас останется на своей территории. Ты – там, я – здесь. Оттуда сюда не переходим, понятно?
– Э-э... хотелось бы все-таки иногда встречаться в центре, чтобы подержать друг друга за запястья... Есть-то надо или нет?
– О'кей. Но если я замечу что-нибудь или будет какая-нибудь провокация, я...
– Я знаю, вы оторвете мне ухо или выколете глаз.
– М-м-м... (Саманта ищет слова.) И еще кое-что. Здесь нет туалета и нет мебели, за которой можно спрятаться... значит, когда я кое-чего захочу, я попрошу тебя отвернуться и зажать уши.
– Без вопросов. Я, кстати, в свою очередь, прошу вас о том же.
– Вот видишь, если ты чуть-чуть постараешься, с тобой вполне можно поладить.
– Не знаю, сколько времени мы еще тут пробудем, но они, надеюсь, предусмотрят что-нибудь вроде наполнителя кошачьего туалета.
– И воды нам дадут. Мне все больше хочется пить. Чем дольше разговариваешь, тем сильнее сохнет горло. Пить! ПИТЬ! ПИТЬ!
– Мы нашли способ дать им понять, что хотим есть. Надо попробовать как-нибудь попросить воды.
Рауль подходит к Саманте и неожиданно обнимает ее.
Он сжимает ее в объятиях, она вырывается.
Свет неожиданно гаснет.
Пауза.
Когда свет зажигается, посреди сцены на разделительной линии вертикально стоит колесо.
– Это что за штука? – спрашивает Саманта.
– Огромное колесо.
– И для чего оно?
– Я ставлю колесо в клетку хомяку, в основном чтобы его занять и дать ему возможность размять лапки.
Саманта медленно, словно мученица перед пыткой, подходит к колесу, залезает в него и начинает вращаться.
– Саманта, что вы делаете?
Она движется в колесе все быстрее и быстрее.
– Господи, просто какой-то сумасшедший дом. (Он садится на пол.)
– Вовсе нет! – говорит она, чуть замедляя вращение колеса. – Надо смириться со своей участью, бессмысленно бороться против «колеса судьбы».
Она снова принимается вертеться.
– Стоп! Саманта, перестаньте дурачиться, я вас прошу!
– Я делаю то, что я хочу.
– Так, мне нужна сигарета.
– Отличная возможность бросить курить.
– Я выкуривал две пачки в день. И вряд ли здесь найдется антиникотиновый пластырь.
Саманта останавливает колесо.
– Рауль, хочешь попробовать? Когда крутишься быстро, ни о чем не думаешь. Даже глюки появляются, но приятные.
– Вы вспотеете и еще больше захотите пить.
Он смотрит на колесо и вдруг хлопает себя по лбу.
– Черт возьми! Да как же я раньше не догадался!
– О чем?
– Они дают нам еду тогда, когда мы держимся за руки. Почему, как вы считаете?
– Не знаю.
– Они бьют нас электрическим током тогда, когда мы деремся. Почему, как вы считаете?