Я долго думал. Потом направился прямо в сторону канала. Потому что я вспомнил, как-то дедушка говорил: "Верблюдица наша посолониться захотела, я пригнал ее из-за канала. Как мы солим пищу, так и верблюду иногда хочется соли, — объяснил дедушка. — Тогда он бросает свою колючку и отправляется есть растения, которые растут на солончаке. А когда он не может найти эти растения, то просто лижет соленые выступы земли".
Я слыхал, что за каналом есть солончак. И поэтому сразу же направился туда. Мне казалось, что верблюдица наша непременно должна быть там. Расстояние между нашим шалашом и каналом не такое уж и близкое. Пешком туда идти два часа, а на ишаке — час. Я бегом добежал до моста. По эту сторону моста раскинулись бескрайние хлопковые поля. А по ту сторону росли серые кустики. Вот туда я и направился. Я знал, что эти серые кустики растут на солончаке. Верблюдица непременно должна быть там. Я встал на мосту и стал оглядывать все вокруг, но ничего не увидел. Верней, увидел все, кроме верблюдицы. Перейдя через мост, я прошел еще некоторое расстояние. Верблюдицы моей и здесь не было. Я стал думать: идти дальше или вернуться назад? Уже вечерело, скоро начнет темнеть. В душу закралась тревога. Стало тоскливо одному в этой бескрайней пустыне. Как ни грустно мне было возвращаться, не найдя верблюдицы, все равно я повернул назад. Солнце село. Еще немного, и совсем стемнеет. Тогда не то что верблюда, хорошо бы мост отыскать.
Хотя от усталости болели ноги, я всю обратную дорогу тоже бежал. Главное, до наступления темноты добежать до моста. Дальше идти было уже не так страшно. Потому что от моста до нашего шалаша пролегает песочная тропинка. Если следовать строго по ней, то она приведет вначале к крепости. После крепости будет забор, за которым сушили хлопок. А дальше я могу с закрытыми глазами найти наш шалаш.
Оказывается, я вовремя повернул назад. Я еще до моста не добежал, а серые кустики пришли в движение. Начался ветер. Он дул все сильней и сильней, гнал круглые шарики перекати-поля и кидал их в канал. Как только я перешел через мост, упругий ветер преградил мне путь. Он толкал в грудь, не давал вздохнуть. Все погрузилось во тьму. Мне казалось, я ослеп. Я шел, останавливался, снова шел и вдруг потерял дорогу. Песчаная тропинка в безветренную погоду в лунную ночь очень отчетливо видна. А сейчас ветер замел ее. К тому же он поднимал столбы песка, которые залепляли мне глаза. Я пытался идти, закрыв лицо руками, но двигался очень медленно, сам не зная, куда иду. "А может, я вовсе и не домой иду, а в обратную сторону или в пустыню?" — со страхом подумал я.
Как бы там ни было, а до крепости я все же добрался. Когда я взобрался на холм, мне стало немного легче. Попытался выяснить, в какую сторону дальше идти. Но здесь ветер был еще сильнее. Я пытался выпрямиться, но ветер не давал, толкал так сильно, что я чуть не падал. Может, лечь ничком возле ограды и переждать, пока ветер прекратится? Но ведь до утра меня заметет, в рот набьется песок, а голодные волки окружат меня и сожрут. Что же все-таки делать? Может, мне войти внутрь и спрятаться в одной из пещер за каменной колонной? Я знал, в пещерах ветер свистит не так сильно, как снаружи. Но мне не хотелось смотреть в зияющие чернотой отверстия пещер. Вспомнились всякие слухи, которые ходили об этих местах.
"Какой-то чабан вошел в крепость и хотел там заночевать, но ночью его подняла молодая женщина со звенящими украшениями — хозяйка Алтын-тепе — и гонялась за ним…"
Я не верил в эти россказни. И все равно почему-то сейчас они вспомнились мне. Я вспомнил свою надпись на плите и удивился, как я мог, не боясь всего этого, сделать надпись. Мне даже начало казаться, что где-то неподалеку стоит хозяйка Алтын-тепе со звенящими украшениями и говорит: "Пусть только попадется мне мальчишка, сделавший здесь надпись!" От страха мне хотелось плакать, но и плакать я боялся. Сидел под крепостной оградой, словно окаменевший. А ветер со свистом несся мимо меня. Потом налетал новый шквал ветра, еще более сильный. Мне показалось, что вдали мелькнул огонек. В страхе я закрыл лицо руками. Сижу и не решаюсь оторвать руки от лица. Мне чудилось: открою глаза, а женщина в белом совсем близко. И этот непонятный огонь, который померещился мне, — чей он? Кто его зажег? Может, лучше вскочить и бежать все равно куда, только подальше от Алтын-тепе? Я осторожно посмотрел сквозь пальцы: никакой женщины в белом не было, но огонек по-прежнему маячил вдали. Когда ветер утихал, огонек казался более ярким. Он то вспыхивал ярче и выше, то гас. Хотя мне казалось странным, что огонек то вспыхивает, то гаснет, тем не менее я понял, что это настоящий огонь, а не кажущийся. Собственно, какая разница, что это за огонь? Если горит огонь, значит, там люди. Мне сразу стало легче. Подойду, скажу, что заблудился. Я решил пойти в ту сторону, где виднелся огонь. Но тут вспомнил слова дедушки: "Говорят, ночью никогда не иди на огонь, днем — на дым. Ночью огонь виден очень издалека" — и заколебался. Но вместе с тем я понял, что и в крепости оставаться не могу. Уж лучше идти куда угодно, чем оставаться в этой крепости, быть засыпанным песком или встретиться с хозяйкой Алтын-тепе.