Мы с Володей слушали, что говорили взрослые. Трудно было представить себе папу и дядю Мишу мальчишками. И как хорошо Мурти-ага сказал о них: "Мальчишки военных лет", — думал я. Я и не заметил, как мы проехали остаток пути. Оказывается, путь кажется дальним, когда едешь молча, а в разговоре он быстро пролетает.
Папина "Победа" въехала в аул. Дядя Миша смотрел то в одну, то в другую сторону. Ему все хотелось увидеть.
— Мы что, в районный центр приехали, Коссек? — спросил он.
Папа улыбнулся:
— Нет, Миша, это и есть наш аул. Но ты прав — он ничем не хуже районного центра.
Дядя Миша промолчал. Он не мог оторвать взгляда от кирпичных домов, крытых шифером, построенных по обе стороны тенистых улиц поселка. В другое бы время он бы, наверное, остановил машину, вышел из нее, осмотрелся по сторонам, как на станции Карыбата. Но сейчас было некогда, ведь мы ехали на похороны Мурти-ага.
Мы с Володей за всю дорогу не проронили ни слова. И только когда поравнялись с большим двухэтажным зданием посередине села, я шепнул ему на ухо:
— Наша школа!
Честно говоря, я немного даже обиделся на Вовку. Я-то думал, что он сейчас присвистнет и постарается получше разглядеть здание. "Неужели ты в такой красивой школе учишься? На втором этаже или первом?" — должен был бы спросить он у меня. Но Вовка равнодушно посмотрел в ту сторону и промолчал. Я снова толкнул его.
— Смотри, с восточной стороны сорок окон!
Вовка кивнул головой. Однако взгляд его снова остался безучастным.
— А вон там наш спортзал… А рядом — столовая…
Вовка почему-то не удивлялся. А ведь у нас в колхозе таких двухэтажных зданий всего два. Одно из них — наша школа, а второе принадлежит Дворцу культуры.
Мы уже поравнялись с Дворцом культуры. Я обратил внимание на киноафишу, написанную красными буквами. Я не успел прочитать ее, но мне показалось, что там было написано "Неуловимые мстители". Ну, конечно, "Неуловимые мстители"! У меня даже настроение испортилось. Такой фильм будут показывать, а меня не будет. Может, вы думаете, что я не видел этого фильма? Видел. И даже два раза. Один раз он шел на русском языке, второй — на туркменском. Но все равно хотелось еще раз посмотреть. Мальчишки стали просить киномеханика Берды Хораз-ага снова показать этот фильм, даже кирпичи таскали, помогая ему строить новый дом. Берды Хораз-ага пообещал: "Ладно, привезу как-нибудь." И вот привез. Я хотел было сказать об этом Вовке, но посмотрел на него и промолчал. Даже не сказал, чтобы он взглянул на наш Дворец культуры. Все равно ему все безразлично. Вот была бы Лиля, совсем другое дело. "Базар, ты в этой школе учишься? Ой, какая же она красивая! На втором этаже, да? Наверно, там здорово. Сидишь на уроке, посмотришь в окно, а дома все внизу, да?" — сказала бы она. А Вовка все молча сидит. Если бы он сам учился в такой школе, то никому бы покоя не было от его хвастовства. Ну погоди, Вовочка. Когда ты увидишь памятник моему деду, рот от удивления раскроешь. В нашем парке, простирающемся от Дворца культуры, два памятника. Один из них — Герою Советского Союза Келеву Джуманиязову и его жене Говхёр-гелнедже[5]. Келев Джуманиязов проявил беспримерное мужество и отвагу на войне. А Говхер-гелнедже в военные годы первой села на трактор и пахала землю. Какие-то бандиты стащили ее с трактора и убили. Второй памятник поставили не так давно. Он очень красивый, высеченный из камня нераскрывшийся бутон розы. Это памятник нашим землякам, которые не вернулись с фронта. На блестящем черном камне написаны их имена, и среди них имя моего деда Базара Атаджана-оглы.
Мы чуть не опоздали. Около дома Мурти-ага было полно народу. Некоторые стояли в ожидании, другие сидели и потихоньку переговаривались между собой. На грядку, с которой недавно была срезана люцерна, насыпали чистого песка, и там собрались старики.
— Ого, уже начали джиназу, — сказал дедушка и, как только машина остановилась, прихрамывая, направился к старикам.
— Что такое джиназа? — спросил Володя.
Я не знал, что ответить. Объяснил папа:
— Отходная молитва, которую читает мулла.
Папа и дядя Миша растворились в толпе. Мы с Вовкой остались возле машины. Никто на нас не обращал внимания. Ребят никого не было — одни взрослые. Я пожалел, что мы поехали сюда. Той — другое дело, там веселье. Там встречают, когда ты еще не успеешь с машины сойти. Не знают, где усадить. И мальчишек много, можно поиграть. И вкусных угощений. А на похоронах очень грустно.