Хватаю тунику, которая валяется на полу, и разворачиваюсь к нему. Мною овладевает истерический смех.
— Мой брат тоже так говорил, и что сейчас? Колется на диване до потери сознания! — кричу я на него.
На секунду я задумываюсь и кое-что осознаю. Взгляд Адама на Патрика в ту ночь. Они все-таки друг друга знали?
— Это брат тебе продает дозу?
Адам закусывает губу, явно не горя желанием отвечать.
— Я не знал, что он твой брат.
— Как долго ты «расслабляешься»?
— Почти месяц.
Я закрываю глаза и разворачиваюсь, чтобы уйти, но Адам останавливает, хватая за руку.
— Мишель, я не хочу иметь отношения с наркотиками! Да, это сложно бросить, но ты мне помогаешь в этом. Ты явно на меня хорошо действуешь.
Я резко скидываю его руку со своего локтя.
— Хватит говорить цитатами из подростковых фильмов, ясно? Я не верю, что люди могут хорошо влиять друг на друга!
— Но ты спасаешь меня одним только присутствием. Я понял, что не хочу отказываться от этого, — растерянно произносит он и ко мне начинает подступать приступ бешенства.
— Боже! А кто меня спасет?! Это меня нужно спасать от всего этого дерьма в жизни! И я не хочу иметь еще одну проблему, Адам! Слишком много я отдавала себя другим! Я не собираюсь быть девушкой, которая верит, что изменит парня! Мне свою жизнь нужно изменить!
Иногда, пытаясь помочь другим, мы топим сами себя. В горле пересохло от криков, в висках начинает жестко пульсировать, сердце сейчас просто выскочит, моля о пощаде. Забираю обувь и открываю дверь, собираясь уйти, но Адам снова не сдается, хватает за руку.
— Значит, так ты поступаешь? Когда тебе нужна помощь, я спасаю, а когда я прошу, то я для тебя чудовище?!
— Ты спасал себя! Думаешь, я такая дура и не знаю, что ты мог своим поступком закрыть свой долг?
Я довольна своим ответом. Я хочу быть сильной, готовой дать отпор. Часто я была в таких ситуациях.
— Я спасал в первую очередь тебя! — признается он.
— Тебя не просили спасать меня!
Теперь я понимаю, почему Адам оттолкнул меня той ночью, сказав, что не нужно интересоваться его жизнью. Он хотел спасти меня, а я вчерашней выходкой ослабила его попытку. Я чуть мотаю головой и впервые за это время говорю тихо:
— Извини, что слишком «заинтересовалась твоей жизнью», — и наконец-то выхожу, быстром шагом добираясь до своей квартиры.
МИШЕЛЬ
Закрыв дверь своей квартиры, я бросаю вещи и маленькую сумку на диван и надеваю кофту Патрика. Постаравшись уйти от мыслей об Адаме, я понимаю, что брата дома нет, хотя его телефон лежит на столике и телевизор включен. Он его вообще не выключает.
— Патрик? — спрашиваю я и, проверив, вижу, что его обувь и куртка тоже здесь.
Я босиком в одном белье и в кофте шагаю в ванную. Шум воды я не слышу, но свет включен.
Медленно шагая и покусывая губу, я гадаю, что меня там ждет. Патрик принимает ванну с пеной? Или опять очередная доза? Склоняюсь ко второму
Я открываю скрипучую дверь и ступаю на холодную плитку. Дойдя до ванны, которая закрыта голубой шторкой, я глубоко вздыхаю и тяну шторку в сторону.
С моих губ чуть не срывается крик, но внутри пустота: я не знаю, что чувствовать. Минуту назад я поссорилась с Адамом, который принимает наркотики, а сейчас я вижу в ванне своего брата, выстрелившего себе в висок, от чего плитку на стене украшает почти засохшая кровь. В его правой руке мой пистолет, а в левой — шприц. Патрик перед смертью решил снова побыть в эйфории. Хотя, возможно, теперь он там навсегда.
Я сглатываю. Не знаю, что чувствую. Хотя нет, наверное, облегчение. Ой, мой брат покончил с жизнью, и я, как любящая сестра, должна горевать. Но нет, не в моей жизни. Теперь я одна, и кажется, будто мне стало свободнее.
Я прислоняюсь к стене и сажусь на пол, подтягивая к себе колени. Охренеть какое «доброе утро» у тебя, Мишель…
5 ГЛАВА
МИШЕЛЬ
Прошла почти неделя со смерти брата. Неделя, где в квартире гуляла полиция, чтобы подтвердить самоубийство, потом похороны. На них были только я, Фиби и Адам. Они особо то и не знали брата, просто поддержали меня. Ведь у Патрика не было друзей.
Я сижу на коленях возле могилы брата и аккуратно ставлю одну розу на землю. Чувствую теплую руку Адама на моей спине. Он всю неделю поддерживал меня, но после того дня мы не поднимаем никакие темы, которые могут нас волновать.
Адам куда-то направляется, пока я решаю зажечь свечу для брата. Можете меня считать тварью, но я даже слезы не пустила на похоронах. Что я сейчас чувствую? Усталость, омерзение к брату, который даже и предсмертной записки решил не оставлять, где хотя бы мог упомянуть, что жалеет обо всем. Но он не жалеет, я знаю. Я хочу поскорее выбросить все, что может напоминать мне о таком брате.