Рамси не являлся рыцарем, да и хорошим человеком его никто не считал. Он простой ублюдок, мечтающий о Дредфорте. Болтон ругал себя, глядя, как солдаты закапывают тело девушки.
Парень чувствовал странное смущение, размышляя о том, что его последние слова к Ларне звучали упреком и угрозой. Он хотел и собирался ее наказать. Почему-то казалось, что будь он в эти последние минуты добр, то и ей бы было легче. А еще он понял, что Ларна спасла ему жизнь. Лишь благодаря ее непокорности и дерзости он все еще жив. Эта мысль буквально потрясла его!
Он кинул горсть земли на могилу и пошел к палатке. Путь пролегал мимо висельницы, на которой болтался глупый и жадный сир Гленвир. Вороны уже давно выклевали ему глаза и хорошо потрудились над лицом. Запах разлагающегося тела почти пропал.
И хоть этот человек был по большому счету не виноват, и его использовали как ребенка, угрызений совести Болтон не чувствовал.
В свой шатер рыцарь позвал Русе, сира Бенфри, Хокка, Магвара Рога и Куницу.
— Я желаю, чтобы вы донесли до всего войска следующее: тот, кто принесет мне голову Рамси Сноу, бастарда лорда Болтона, или доставит его живым, получит тысячу золотых драконов. Скажите это всем от Рубинового брода до Севера. Пусть люди знают.
— Значит, твой братец-бастард вылез на свет и решил действовать, — заметил Русе, когда они остались втроем. Торрхен сидел за столом и задумчиво тыкал кинжалом в столешницу.
— Он так долго ждал, что я начал забывать о его существовании, — признался Домерик.
— Следует рассчитывать, что он не остановится на полдороги. А ты что думаешь, Тор? — поинтересовался Рисвелл.
— Я думаю, что мне срочно нужна хорошая драка.
— Может и будет тебе драка, — кивнул Домерик. — Сегодня нам предстоит тайное дело.
Он сказал правду. Отец, чтобы отвлечь его, а может так и совпало, приказал исполнить одно важное поручение. К тому же, Рик верил, что дело поможет забыться и одновременно немного прийти в себя. Страстное желание отомстить Рамси, скорбь и сострадание прочно поселились в сердце и не торопились так просто его покидать. Заливать грусть вином не хотелось, а вот предстоящая встреча должна помочь встряхнуться.
— Говори, — заинтересовался Торрхен.
— Следует держать рот на замке, — Домерик обвел взглядом друзей. — Отец поручил мне сегодня ночью встретить на берегу Варго Хоута и проводить в шатер.
— Поганые наемники! — выругался Русе. — Что, квохорский козел решил переметнуться?
Варго Хоут командовал наемническим отрядом Бравые Ребята. Они уже больше месяца охраняли Рубиновый Брод с южной стороны и служили лорду Тайвину Ланнистеру. Именно он, когда началась война, пригласил их из Эссоса. Репутацию они имели хуже некуда. Чаще всего за бессмысленную жестокость и дикое поведение их называли Кровавыми Скоморохами, а самого Варго — Шепелявым Козлом. Сам себя он величал лордом и говорил, что родился в Вольном городе Квохоре.
— Похоже на то. Думаю, отец хочет с ним обсудить переход на нашу сторону.
— Ну что ж, недурно, — Карстарк с хрустом потянулся и зевнул. — Засиделись мы на этом броде. Когда встреча-то?
— В полночь. Возьмем Малыша Тома, еще парочку ребят и Железные Икры.
— Соберись, кузен, — перед уходом посоветовал Русе. — Смерть ходит рядом с каждым из нас. Ты ни в чем не виноват, и вообще, давай, приходи в себя, а то ты сам не свой.
Друзья ушли. В шатре остался верный Озрик — по своему обыкновению он ночевал перед входом в спальню. Домерик скинул сапоги и как был, в дублете и колете, в штанах, завалился на кровать. Сейчас у него имелось несколько свободных часов.
Тихая тоска по Ларне заползла в его сердце. Бедная девушка…
Он лежал, вспоминая ее руки, груди, улыбку и смех. Его мысли блуждали в прошлом, возвращаясь к счастливым денькам. Вот Ласка радуется хорошему выстрелу на охоте, а ее рука сжимает лук… Она хохочет в ответ на удачную шутку… Слезы мерцают в ее глазах, ведь только что он пропел ей грустную балладу… Болтон и сам не заметил, как что-то необычное, новое и пугающее буквально зашевелилось в голове. Что-то поднималось из глубин, стремилось вырваться, обрести свободу и родиться. Оно вело себя напористо, уверенно и ждало ответной помощи. Что-то происходило.
Еще раньше, сразу после смерти подруги, он чувствовал себя странно, не так, как обычно. И вот сейчас новое состояние накатило, как прилив на берег.
Парень замер, не зная, как этому неизвестному помочь и как себя вести. Он лежал, закрыв глаза, вцепившись руками в мех и старался догадаться, что же ему делать.
Совершенно неожиданно он провалился внутрь самого себя. Почему-то казалось, что он ушел под лед, а его тело, продолжавшее лежать в шатре, осталось где-то высоко. Он поднял глаза и увидел его — совершенно неподвижное и такое маленькое! Там, наверху было тепло. Там осталась жизнь!
Здесь же властвовали древний холод и первородный огонь. И изначальный мрак наползал со всех сторон. Болтон съежился в комочек, пытаясь всеми силами сохранить разум и не закричать. Стало так одиноко и жутко, как никогда раньше. Он воспринимал себя маленькой и ничтожной песчинкой в окружении таких пугающих сил, о которых и думать-то было страшно.
И все же он понимал, что все это происходит внутри него самого. И там два Домерика узрели друг друга. Он смотрел на более умудренную и взрослую часть самого себя. И оба молчали.
Они стояли друг напротив друга. Их разделяла прочная и толстая стена. Она казалась сложенной изо льда, огня, теней и света. Она выглядела однородной и мощной, но одновременно с этим казалась скоплением никак не связанных с собой вещей.
Второй Домерик ударил плечом в стену со своей стороны. И Домерик откликнулся. И сам ударил. По стене вверх и вниз, и во все стороны поползли трещинки. Послышался хруст — так хрустит ломающийся лед. Угрожающе взметнулись языки пламени. Тьма зашевелилась, как живой ковер и стала приближаться.
Болтон понял, что время стремительно тает. Его время.
С отчаянным криком он рванулся вперед. Сейчас это казалось самым важным на свете и единственно правильным. Стена трещала, хрустела, но все еще держалась. А черные клубы тьмы уже обволакивали его ступни, и онемение начало подниматься к коленям.
Настал миг величайшего напряжения. И Домерик чувствовал, что его тело на далекой кровати выгнулось дугой, вспотело и почти не дышало. Он ударил еще раз, и стена разлетелась на тысячу осколков. Повисла звенящая тишина, а его и второго Домерика бросило друг на друга. Их начало перекручивать, ломать, связывать. Он закричал. Да и кто бы ни закричал?
А потом все кончилось. Или началось. И он понял, что стал цельным. Стал самим собой, полным и самодостаточным. Он обрел себя.
И тихим шепотом на краю сознания проступило знание — чтобы что-то обрести, надо что-то потерять. Что-то важное, дорогое, личное… Иначе и быть не может.
Ларна-Ласка! Она стала искупительной жертвой. Он любил ее, по своему, но любил. Ему нравился ее смех и озорство, забота и игра. И вот девушка умерла и дала возможность родиться чему-то новому.
Может он бы и сам это получил, потратив лишнее время и пожертвовав чем-то другим. Быть может… Кто знает?
Сознание распахнулось. Память второго Домерика хлынула в него. Нет, не второго, а его самого. Теперь он вспомнил!
Он видел, как Рамси Сноу убил его один раз… И еще раз, и еще, подстроив так, что Домерик утонул в Рыдальнице. Он видел, что выжил, но потом погиб на войне. И множество других собственных смертей, тяжелых, неприятных и даже героических.
Он видел отца и бастарда, втыкающего кинжал ему в грудь. Русе Болтон погибал на им же организованной Красной Свадьбе… Его подняли на копья солдаты Старков… И имя Болтонов исчезло из людской памяти, как и множество других домов до них, канувших в небытие.
Смерти и рождения проносились перед мысленным взором. Падение Винтерфелла, битва на Черноводной, предательство Теона Грейджоя, возвышения Джона Сноу, его смерти, жизни и вариации всего этого.