Под влиянием событий перед сербско-турецкой войной старик думал, что Россия пойдет по пути слишком быстрых перемен, и счел долгом предупредить, объясняя не без дальновидности, что «освобождение народов весьма обоюдоострая затея, требующая искусных кормчих для урегулирования возбужденных надежд».
Князь Z успокоивал старика и писал, чтобы его превосходительство не предавался опасениям. Хотя «освобождение» и решено, но оно вовсе не будет иметь тех влияющих последствий, на которые указывает его превосходительство. Все останется по-старому. Что же касается до записки, то она, при посредстве «известной особы», была передана его светлости, но, к сожалению, еще не прочитана. Впрочем, его светлость изволил вспомнить о Сергее Александровиче и в самых милостивых выражениях справлялся несколько раз о его здоровье…
Горькая усмешка пробежала по его лицу, когда он прочитывал ответ.
«Бедная Россия!» — опять вздохнул он и в тот же день после обеда, в обществе таких же двух отставных стариков, как и он, прусского графа фон Вельца и английского лорда Брута, его превосходительство особенно горячо беседовал по вопросам внутренней политики.
Названные лица: прямой как палка, высокий неуклюжий граф Вельц, бывший министр, вздрагивавший при имени Бисмарка, и добродушный краснощекий старик лорд, недовольный Биконсфильдом, составляли единственное общество, в котором часа два в день его превосходительство коротал свое время. Ни с кем больше он не знакомился, а русский язык какого-нибудь соотечественника заставлял его пугливо сторониться.
Целый год уже прожил старик в одиночестве, изредка получая письма от дочерей. Ни с женой, ни с Борисом он не переписывался и, узнав о разводе его, порадовался за Евдокию. О Шурке старался не думать и гнал от себя мысли о нем, невольно закрадывавшиеся в голову.
Последние события наложили на его превосходительство свою печать. Он одряхлел, совсем поседел и почти никогда не улыбался. Всегда безукоризненно одетый, с спустившимся на лоб локоном, несколько надменный и брезгливый, его превосходительство входил за общий стол и садился между графом и лордом, обменивался с ними отрывистыми фразами за обедом о погоде, и только после обеда, когда три старика могли оставаться одни, они иногда вступали в разговор, причем прусский граф говорил о погибели Пруссии, лорд о мерзостях Биконсфильда, а его превосходительство с сожалением говорил, что в России нет опытных и дальновидных администраторов.
У всех у троих была сильно увеличена печень и, усевшись в отдалении от всех, они нередко изливали друг перед другом жалобы за чашкою кофе на террасе…
Затем раскланивались, и каждый из них шел в одиночку на прогулку в горы, продолжая скорбеть о своем отечестве.
На другой день повторялось то же самое.
А дни, как нарочно, тянулись долго в однообразии прогулок, завтраков, обедов и критики внутренней и внешней политики.
Его превосходительство, хоть и убивал остающееся время сочинением записок и чтением газет, но все-таки тосковал…
В крайнем случае, он не отказался бы от дипломатической должности, размышлял не раз старик.
Но с севера никаких утешительных вестей не приходило.
Напротив, газеты приносили всё неприятные известия. Его заместитель, «выскочка» и «проходимец», как называл Сергей Александрович господина Стрелкова, отличался и преуспевал, обнаруживая самую недюжинную энергию в порученном ему управлении. Его приказы по департаменту были категоричны и коротки. Реформы, предпринятые им, тотчас же по вступлении в должность после Кривского, имели целью, как объясняли пояснительные циркуляры, «поднять дух учреждения». Замечательные слова, сказанные им при ревизии чиновникам, возбуждали восторг. Он сказал коротко, но ясно: «Господа, помните, что я не обладаю слабыми нервами, а потому советую быть на высоте положения. Теперь время, когда истинные слуги отечества должны быть с железными нервами. Так знайте, что у меня железные нервы!»
Эти «железные нервы», напомнив почему-то Бисмарка, произвели сильное впечатление, как писали его превосходительству, и репутация Стрелкова сильно поднялась после этой речи. Про него говорили, как про человека делового и энергичного…
Кривский только морщился, прочитывая эти известия, и повторял:
— Бедная Россия!
После завтрака его превосходительство, по обыкновению, обменялся с графом и лордом мнениями по поводу превосходной погоды и пошел гулять… Вернувшись с прогулки — он нарочно тянул ее как можно долее, — он нашел у себя на столе газеты и тотчас же стал пробегать правительственные известия.