Он отправил курьера, а сам пошел наверх, в комнаты Александра Сергеевича, сообщить сыну о том, что отец получит порядочную сумму и, следовательно, Александру Сергеевичу надо приготовить список долгов.
Молодой чиновник уже дожидался у дверей кабинета и ждал момента, когда Сергей Александрович поднимет голову.
— Это вы?.. Здравствуйте!.. — промолвил Кривский, слегка наклоняя голову. — Кто там?
Молодой чиновник с точностью доложил: кто и по какому делу дожидается его превосходительства, причем положил на стол несколько докладных записок. Сергей Александрович пробежал лениво все записки, точно наперед зная содержание их, и заметил:
— Вы говорили о какой-то даме… Где же ее записка?
— Она выразила желание лично передать записку вашему превосходительству.
— А вам не сообщила по секрету? — пошутил Сергей Александрович.
— Я просил, но не сообщила.
— Как ее фамилия?
— Госпожа Трамбецкая… жена статского советника.
Сергей Александрович пожал плечами в недоумении. Фамилию эту он слышал в первый раз.
— Порядочная женщина?
— Кажется…
— Просите ко мне, кто приехал по службе, очередь вы, разумеется, знаете, а после я выйду к просителям…
Молодой бойкий чиновник вышел за двери, а Сергей Александрович придвинул себе папку с бумагами, развернул ее и взял в руки длинный карандаш. Лицо его приняло обычный деловой, серьезный, несколько скучающий вид, точно он готовился к скучному делу, давно ему надоевшему, и знал, что будет слушать и говорить одно и то же, что слушал и говорил вчера, третьего дня, год, два тому назад. Вначале, но это уже было так давно, приемы занимали его… Он тогда говорил, поощрял и советовал, а теперь все это приелось ему, как старый, ежедневно повторяемый урок, и он более подавал реплики, чем говорил.
Несколько лиц, приехавших по службе, были по очереди приняты его превосходительством.
С обычным терпением, слегка наклонив голову, выслушивал Сергей Александрович соображения о программе действий, которыми спешили отличиться его подчиненные, и только когда кто-нибудь выказывал уж слишком большое усердие и с бойкостью ученика, желающего отличиться на экзамене и получить двенадцать баллов, слишком увлекательно обещал натянуть вожжи, его превосходительство, чуть-чуть улыбаясь, останавливал говорившего словами:
— Только маленький дружеский совет: полегоньку натягивайте вожжи. Оно вернее, поверьте опыту старика.
Подчиненный, остановленный, так сказать, на всем разбеге, терял контенанс[5] и конфузился.
Но его превосходительство приходил всегда на помощь, он отдавал справедливость «добрым намерениям» и, сказав несколько любезностей, протягивал руку, подавал несколько пальцев или, наконец, просто кланялся, давая знать, что больше говорить не о чем.
Когда, наконец, все эти, давно известные его превосходительству, соображения были окончены и последний посетитель откланялся его превосходительству, Сергей Александрович радостно вздохнул и в сопровождении бойкого чиновника направился в залу.
При входе в залу Сергей Александрович приосанился, остановился на пороге, взглянул на просителей, стоявших полукругом в зале, и не спеша направился по направлению к даме, сидевшей в сторонке. При приближении Сергея Александровича дама встала, откинула вуалетку и поклонилась. Кривский ответил ей вежливым поклоном и, подойдя поближе, увидел перед собою хорошенькую грациозную женщину, изящно одетую во все черное…
— Что вам угодно, сударыня?
— Я хотела бы поговорить с вами… без свидетелей!.. — произнесла молодая женщина тихим голосом, поднимая глаза на Кривского.
В нежном взгляде ее больших, синих выразительных глаз стояла мольба.
— Я по семейному делу! — прибавила она еще тише.
Сергей Александрович скосил глаза на черное кружево, мерно колыхавшееся над волнующейся пышной грудью, как-то молодцевато выпрямился и сказал:
— Прошу минутку подождать. Сейчас я буду к вашим услугам.
Он еще раз поклонился и отошел к другим просителям, скоро покончил с ними и, вернувшись к даме, произнес:
— Не угодно ли в кабинет?
Молодая женщина последовала за ним. У порога Сергей Александрович обернулся, пропустил молодую женщину мимо себя, бросив взгляд на круглую белую шею, на мягкие формы красиво изогнутого стана, и проговорил, указывая на диван: