Катер стремительно падал. Пилот пытался выровнять его, но, похоже, приборы окончательно отказали, и мы на полной скорости летели к земле. Успокаивало лишь то, что мы миновали скалы каньона и очутились над холмистой, поросшей лесом равниной. Оставалась иллюзорная надежда, что удар катера о землю будет безопаснее для нас, чем о скалы.
Хотя падение длилось всего несколько секунд, мне это время показалось вечностью. Я видел, как пилот исступленно водил руками перед мерцающим, готовым вот-вот погаснуть экраном, как побледневший Вольфганг напряженно вцепился в подлокотники. Видел и слышал, как закричал Айра, в ужасе закрывая лицо руками. Профессор Левин уставился в пол перед собой и что-то беззвучно шептал губами. Советник, наоборот, сидел с широко раскрытыми глазами, его лицо побагровело до черноты. На всех лицах отвратительной маской застыл ужас.
Страха я не испытывал. Мне уже довелось недавно пережить смерть в небе. Было стойкое ощущение, что если судьба дала мне шанс, то явно не для того, чтобы показать, во что превратилась наша планета, и тут же снова убить. Так было бы крайне несправедливо, и я верил, что это еще не конец.
Пилоту чудесным образом удалось выровнять катер перед самой землей, и, вместо того чтобы воткнуться в нее носом, мы лишь коснулись ее брюхом и заскользили, вспахивая почву и сметая на своем пути кусты и деревья.
Неуправляемый катер несло вперед, но скорость постепенно падала, и вскоре мы уткнулись носом в большое дерево. Удар был такой силы, что мне показалось, шейные позвонки не выдержат, переломятся. Освещение вырубилось, экран тоже. В салоне стало сумрачно, воцарилась мертвая тишина. Откуда-то потянуло горелым.
Я отстегнул ремни безопасности, попытался отдышаться. Пошевелил пальцами, ощупал себя. Поняв, что все кости целы и я не ранен, крикнул в полутьму салона:
– Есть кто живой?
Ответом мне были стоны профессора. Ремни безопасности его кресла не выдержали удара, бедняга слетел на пол и теперь лежал, скорчившись, около панели управления. Я поднялся и подошел к Левину. Тронул его за плечо:
– Как вы, профессор?
– Могло быть и лучше, – сипло проворчал он и поморщился: – Лодыжка только болит.
– Это ничего, – попытался я приободрить его.
– Что с остальными?
Я обернулся, вглядываясь в полумглу салона. Айра находился без сознания. Обыкновенный обморок. Перепугался парень так, что чуть кондрашка его не хватила. Ну что ж, бывает. Пришлось дать ему пару раз по щекам, привести в чувство.
Он удивленно заморгал глазами, оглядываясь по сторонам. Парень явно оказался слабоват для таких приключений.
– С тобой все в порядке? – поинтересовался я.
– Да, – неуверенно ответил он. – Где мы?
– На земле, – я попытался улыбнуться. – Все закончилось, мы живы.
Гвардейцы в салоне потихоньку очухивались. Нам повезло – царапины и синяки не в счет. Серьезно пострадал только пилот, которого при ударе бросило грудью на переднюю панель. Шлем треснул, но защитил его голову, а вот пара ребер у парня явно переломалась.
– Твари нас не оставят, – сквозь сжатые от боли зубы прошептал он. – После таких потерь они будут рыскать здесь.
– Надо убираться отсюда! – выкрикнул Советник так, чтобы все услышали.
– Помогите мне встать, – попросил Левин.
Я протянул ему руку, он крепко вцепился в нее, поднимаясь. Ладонь профессора оказалась холодной и влажной, что было нехорошим признаком. Обычно сдержанный и степенный, он, хотя и старался не подавать виду, явно пребывал в крайней степени нервозности.
Пилот нажатием кнопки открыл дверь катера, выдвинулась лестница. Броуди скомандовал:
– В отсеке есть оружие с боеприпасами, гранаты и продуктовые пайки. Берем всего по максимуму и уходим.
Панель оружейки после аварийной посадки заклинило, пришлось с ней повозиться с минуту, но теперь каждый член экипажа имел при себе автомат, запасные магазины, батареи к нему и пару гранат, похожих на небольшие цилиндрики. Пока вскрывали оружейку, Айра перевязал пилоту грудину.
Пайками «неприкосновенного запаса» оказались небольшие брикеты, плотно запакованные в серебристый материал, напоминавший фольгу. Каждый из присутствующих получил по одному.
– И это все? – скептически поинтересовался Вольф, взвешивая на руке причитающийся ему брикет. Весил он не больше ста граммов, и чем там можно утолить голод, можно было только гадать.