А. Бруштейн
Для меня день моего рождения — 24 августа — один из самых счастливых дней в году! Ещё недели за две до этого я начинаю составлять список желаний (в раннем детстве я озаглавливала его: «список жиланей»). В этот список я вношу всё, что мне хотелось бы получить в подарок. Когда-то это были главным образом игрушки: «Такую куклу, как у Риты и Зои, чтобы пищала, закрыв глаза», или «не очень большой пистолет, чтобы все-таки умел чем-нибудь стрелять не очень громко». На удивлённый вопрос мамы, зачем мне вдруг понадобился пистолет, я объясняю: может на моих кукол напасть волк или другой зверь? Может. Надо в него стрелять или нет? Надо. Но, поскольку я сама страшно боюсь выстрелов, хорошо бы, чтобы пистолет стрелял не пороховыми пистонами, а, например, горохом... Дней за пять до дня моего рождения папу ко мне не подпускают близко, чтобы он не разболтал мне обо всех сюрпризах, какие для меня готовят мама, папа, дяди, тети, дедушка, бабушка. День моего рождения обычно происходит на даче. С утра я жду всех детей со всего дачного поселка, но днем, часа в два, всегда, ежегодно, почему-то начинается дождь В детстве я принималась реветь: «Никто ко мне не придет! До-о-ождь!» И все ребята у себя дома тоже волновались, зная и понимая, что я, наверное, реву — боюсь, как бы дождь не испортил мне праздник. К пяти часам дождь обычно проходит, собираются мои гости и начинается веселье. Маленькие, мы играли во всякие игры: в фанты, в носы, пословицы, «барыня прислала сто рублей». Подросли — стали разыгрывать шарады, танцевать.
Но, сколько я себя помню, весь день моего рождения с самого утра я жду своего главного гостя, самого желанного: папу! И, как на грех, именно в этот день — каждый год! — у папы оказываются тяжёлые больные, которых нельзя оставить ни на один час... Я жду папу, и все мои гости тоже ждут его, потому что, если ему удается вырваться хоть на полчаса, он вносит необыкновенное веселье и оживление в наш ребячий праздник. Папа умеет комически «обыграть» даже свою беспомощность и отсутствие «светских талантов». Например, папа не умеет танцевать ничего, кроме польки, да и ту... «унеси ты мое горе на гороховое поле», — как говорит мама. Но папа усердно танцует все танцы, которых не знает даже по названию (па-де-катр, па-де-патинер), топает ногами, приседает, кружится, как медведь, — и все, глядя на него, умирают со смеху.
Но чаще всего папе не удается вырваться в этот день даже на полчаса. Он приезжает поздно, иногда почти ночью — гости давно разошлись, — но мы с мамой всегда ждем его. Мы вскакиваем с постелей, накидываем на себя халаты и начинаем угощать папу. Иногда от усталости он еле держится на ногах и не очень соображает, что он делает и что ест.
— Яков, не начинай с шоколада — ты выпьешь его потом.
— А я уже выпил. Думал, бульон. То-то смотрю — он какой-то сладкий! И коричневый почему-то...
— Папа, отчего ты не ешь миндальный торт? Мама положила тебе такой аппетитный кусок!
— Батюшки, я нечаянно посолил его! Страшно невкусно получилось... Я думал: котлета, а Юзефа всегда забывает посолить...
Очень часто папа не остается после этого ночевать дома — он вырвался только на полчаса и спешит к своим больным. Но всё-таки он приехал, хоть на считанные минуты, и это чудесно!
— Ну до свидания! — прощается папа с нами. — Знаменитый был торт... миндальный, что ли? — говорит он, забыв, что только что посолил его. Вряд ли торт стал от этого вкуснее. Вот как радостно я всю жизнь помню день своего рождения.
Э. Мошковская
Какие бывают подарки
О. Дриз
Как сделать утро волшебным