— А что, глядишь, и правда разрешат у нас многоженство. Вот вы, Фриц, что вы об этом думаете?
— О чем? О многоженстве?
— Он еще спрашивает! Нет, ну и дружок у тебя! Если я задаю вопрос о многоженстве, то любому ясно, что меня не интересует ваше мнение о том, какая сегодня погода!
— Пойдемте за стол, — прервала спор Элеонора.
Стол был накрыт — загляденье. Не стол, а музей на скатерти. У меня тем временем начались желудочные колики. «Не волнуйся, — шепнула мне Алиса. — Он тебя просто проверяет. Мне кажется, ты ему понравился…» Странная манера выказывать симпатию.
Дальше он, естественно, завел разговор об утрате ценностей.
— Все летит в тартарары. Посмотрите на семью. Сплошные разводы! Пока смерть не разлучит вас! Ха-ха! Сегодня смерть — просто мелкая неприятность…
— А как ты думаешь, они очень счастливы, те, кто продолжает жить вместе только потому, что разводиться неприлично?
— Ну, знаешь, Лиза, тебе вообще ничего нельзя сказать!
— Почему же? Говори что хочешь. Просто надоело слушать один и тот же старый припев: «Раньше было лучше».
— Что ты себе позволяешь, дочь моя?! — внезапно осерчал папаша. Любое несогласие явно вызывало у него аллергию.
— Ты с дочерью целый год не виделся! — наконец возмутилась Элеонора. — Хватит к ней цепляться.
— Ну ладно, ладно… Но все равно никто меня не переубедит: ничего святого у людей не осталось. А кто виноват? В первую очередь — иммигранты. Не удивлюсь, если завтра рядом с моим домом откроют мечеть…
Мы молча слушали, как он разоряется, а я понятия не имел, как должен реагировать. Мне еще не приходилось попадать в подобный переплет. Неужели во имя любви я должен послушно кивать, слушая весь этот бред? Если бы еще Алиса хоть украдкой мне улыбнулась! Но она с восхищенным видом внимала отцу. Даже ее мать горестно вздыхала, и, хотя на кухне она здорово меня разозлила, я вдруг испытал к ней нечто вроде сочувствия.
Отец постепенно скатывался в откровенный экстремизм, атмосфера за столом приближалась к полярной. Он катком прошелся по бомжам и румынским эмигрантам, которые нарочно, чтобы нас разжалобить, отрезают себе ноги, вспомнил СПИД — болезнь пидоров и наркоманов, а кто им болеет-то, извращенцы из шоу-бизнеса, так им и надо, а эти уроды из телевизора гребут бабки лопатой, а что нам показывают, дерьмо одно, а всякие придурки им еще эсэмэски шлют, а в газетах что пишут, только и знают, что правительству задницу лизать, кругом одни жулики и прохиндеи, все прогнило, все насквозь прогнило, и бу-бу-бу и бла-бла-бла…
— Я знаю в Аргентине одно хорошее местечко, — прервала его Лиза. — Если тебе здесь так плохо, можешь туда переехать. Хоть сейчас.
— Умнее ничего не придумала?
Перечислив все прелести западной жизни, по какой-то одному ему ведомой логике он перекинулся на меня:
— Так, значит, вы работаете в «Ларуссе»?
— Да.
— Поэтому вы так скупы на слова?
Как и следовало ожидать, он заржал над собственной шуткой. А я, как последний дурак, ему улыбался. Стены комнаты давили на меня. Огромные часы внушали ужас. Церковные святыни, на которые я натыкался, обводя взглядом комнату, без слов свидетельствовали, что это именно я убил Иисуса Христа. Но я продержался весь обед, и уже подали кофе. Однако сил у меня совсем не осталось. Я боялся последних минут. Небольшая передышка наступила, когда в ожидании кофе мы из столовой перешли в гостиную. Я мысленно подводил итоги и задавался вопросом, что я тут забыл. Разумеется, я торчал здесь ради Алисы. Она погладила меня по спине и прошептала: «Ты же знаешь, как это важно для меня. Не сердись на отца, пожалуйста. Он не всегда такой… Вообще-то он неплохой человек… Наверное, он сам страшно нервничает. Попробуй поставить себя на его место. Я ведь в первый раз привела кого-то в дом…» Я смотрел на Алису и недоумевал. Зачем она старается найти оправдание тому, что оправдать нельзя? Лучше бы сказала просто: «Мой отец — старый хрен, но это мой отец, и я его люблю. Так что смирись и не рыпайся». И все встало бы на свои места. Но такого не будет никогда. Когда дело касалось отца, она выпадала из реальности.
Сломался я за кофе.
— А ведь я даже не знаю, как вы познакомились, — сказал он. Это был вопрос.
— На одной вечеринке… — начала Алиса.
— Ну, это была не совсем вечеринка, — перебил я ее. — Мы познакомились в клубе групповухи. Алиса лежала между двумя неграми. Мы посмотрели друг на друга и сразу влюбились. С первого взгляда.
Прошла вечность, прежде чем Алиса подняла глаза на отца. Он был в шоке — в настоящем шоке, поэтому она сделала то, что сделала. Она закричала на меня, но не громко, а таким холодным криком: