— Убирайся! Немедленно убирайся!
Я встал из-за стола, надел куртку и попрощался. Но у дверей еще раз обернулся и сказал:
— Спасибо за кролика.
Я спускался по лестнице, когда услышал за спиной шаги. Алиса, подумал я. Ах, как мне хотелось бы, чтобы это оказалась Алиса. Но нет, меня догоняла Лиза.
— Алиса никогда тебе этого не простит.
— Даже не знаю, что сказать.
— Ничего не говори. Я сама тебе скажу. Ты молодец. Ты все правильно сделал. Это было здорово.
Я шагал вниз по ступенькам, повторяя про себя Лизины слова, но они не приносили мне утешения. Я понимал, что совершил непоправимое. Но особой грусти не испытывал. Слишком уж меня разочаровало поведение Алисы. И на себя я злился, за то что весь обед корчил из себя клоуна. Неужели я мог поверить, что стану идеальным зятем для этого сгустка ненависти?
Я долго ходил по улицам, переваривая происшедшее. Вокруг царила воскресная суматоха. Я стоял на пороге нового жизненного этапа, и это наполняло меня нетерпением и страхом.
Часть вторая
1
Самыми мучительными оказались вовсе не первые дни. Надо немного подождать, убеждал я себя, дать ей время пережить кошмар, в который я превратил семейный обед. Но шла неделя за неделей, и мне становилось ясно, что Алиса не пойдет на попятный. Я переступил грань дозволенного. Мы будем оба страдать, каждый в отдельности и, возможно, даже в одни и те же моменты, как будто сама наша разлука объединяет нас.
Труднее всего было делать веселое лицо на работе. На новом месте надо всем улыбаться. По утрам, по пути в «Ларусс», я упорно тренировался не сжимать челюсти. И приходил, полностью подготовив свои зубы к улыбке. Никто не догадывался, что я переживаю любовную драму. Знал только Поль. Его присутствие сыграло для меня в те дни огромную роль. Между тем ситуация складывалась непростая. Меня приняли в штат, а ему всего лишь предложили продлить стажировку. Раньше мы были на равных, теперь я стал его начальником. Ну не парадокс ли: я принимал утешения от того, кому сам раздавал указания! Посылая его сходить сделать ксерокс, я иногда едва сдерживал всхлип.
— Спасибо тебе, Поль! Спасибо за все.
— Да за что спасибо-то, Фриц? Я просто снял трубку, вот и все.
Мои первые воспоминания о самостоятельной работе навсегда останутся связанными с этим периодом душевной уязвимости. Может, то был знак? Может, мне всю жизнь придется стоять перед выбором: гармония в любви или карьерный взлет? Все тот же проклятый вопрос: можно ли иметь все сразу? Или за успехи в одном всегда расплачиваешься неудачами в другом? Вот над какими проблемами я тогда беспрестанно размышлял, боюсь, надоедая Полю. К счастью для нашей дружбы, вскоре он получил предложение от издательства «Пти-Робер». И, к нашему величайшему облегчению, мы перешли в разряд конкурентов.
Была еще одна причина, по которой Поль столь терпеливо выслушивал мои стенания. Он купался в счастье. В настоящем счастье. Настолько огромном, что это даже раздражало. Недавно он познакомился с девушкой. То-то я чуял, что он от меня что-то скрывает. Человеку тактичному неловко хвастать своим счастьем перед несчастьем друга. И все же это казалось мне странным: он встретил девушку именно в то время, когда мы с Алисой расстались. Неужели в театр счастливой любви нам с ним достался всего один билет на двоих? Я старался гнать от себя подобные мысли, чтобы они не привели меня к желанию затаиться и ждать, когда его роман кончится крахом. Как-то раз, за обедом, я решился:
— Ты счастлив, как я вижу.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ты мой друг и потому что я не слепой. Тебя выдает то, как ты читаешь меню.
— Что, серьезно?
— Когда человек счастлив, меню не имеет для него никакого значения. Вот я, например, сразу смотрю: какое сегодня дежурное блюдо. Потому что для меня это наверняка будет самым ярким событием дня.
Поль мне зааплодировал. Моя проницательность его поразила. И он пустился в долгий рассказ о том, как встретил свое счастье.
Началось все это примерно месяц назад. Они познакомились в гостях у общих друзей. Вроде бы ничего особенного, признал он, но тут же добавил: «Подожди, дальше будет интересней, вот увидишь». Я с нетерпением ждал продолжения, равно как и запеканки пармантье, заказанной без особого энтузиазма. Он описал мне гостиную, в которой один его приятель праздновал получение диплома. Собралось человек тридцать. Все вели себя то торжественно, то непринужденно, причем определить, какая из двух тенденций доминировала, Поль затруднялся. Играла негромкая музыка, что-то джазовое, вроде как на вечеринке в «Завтраке у Тиффани». Пили шампанское, закусывали крошечными треугольными канапе — с лососиной, с тарамой и с печеночным муссом. Меня немного удивило, что Поль так подробно останавливается на этих деталях, но он, словно прочитав мои мысли (вот она, дружба), пояснил, что все это имеет значение. В особенности тот факт, что он не любит лососину.