В этот момент я сказал короткое «Хоп!», и мы с Лехой переключили режимы: теперь он врубил «хамелеона», а я дальше бежал под «травой», одновременно рывком сместившись ближе к центру, но, надеясь, не покинув зону радужной свистопляски. Кроме того, Леха чуть тормознул, а я наддал, вырываясь вперед.
Игра со смертью продолжалась. Хорошо, хоть, что смерть здесь не насовсем. Однако, все равно, больно и противно, особенно потом.
Вражеский артиллерист, похоже, занервничал. Иначе чем объяснить, что решился долбить по «хамелеону» без визуального опознания. Ведь еще сто-сто пятьдесят метров - и он нас увидит собственными глазками. И перезарядиться он успеет раньше, чем мы эти метры одолеем, однозначно. Так зачем спешить, если это не истерика. А объяснение элементарное: вздрюченный новичок, первый раз общается с такой игрушкой, и попросту в себе не уверен, боится не успеть, не справиться. А нам и на руку.
Очередь разрывов легла справа от меня и довольно далеко. Почти по центральной оси радужной зоны ударил, есть смысл, наибольшая вероятность попадания. Вот только я был в стороне, хотя и на директрисе стрельбы, здесь он темп движения рассчитал верно; а вот то, что Леха отстанет, не предусмотрел, потому и влупил далеко перед ним.
Что дальше? Он ведь больше отвлекаться не будет, знает, что все решится в течение, максимум, ближайших пары минут.
Я же говорил, что наложение нескольких маскировочных систем творит чудеса, описываемые только русским командным, вот оно так и вышло. Радужная зона при включении второго «хамелеона» рывком расширилась в несколько раз, и при этом хоть с какой-то достоверностью определить место положения второго противника в этот момент артиллеристу вряд ли удалось. А дальше и совсем весело: рассчитывать можно только на собственные глазки, а их всего одна пара, да и те, похоже, после всего случившегося, уже навыкате.
Понятно, что командир противника реально оценил всю катастрофичность сложившейся ситуации и выслал подкрепление, вот только снять он тоже может немного, двух-трех бойцов, не больше, да и им еще надо добежать, и не до нас (нас-то они точно не видят), а до спрятанной пушки, тем самым еще и выдавая её расположение.
А потому, претворяя в жизнь хитрый план, итог бессонных ночей, Леха побежал глубже в тыл, смещаясь ближе к центру, чтобы зайти противнику если и не в тыл, то уж точно во фланг. Я же чуть ли не назад вернулся, выходя на позицию прямой атаки, от центра: именно оттуда, откуда и должно прибыть подкрепление.
За спиной разгоралась перестрелка, а я считал секунды (ну, то есть, конечно, таймер планшета, выводя на забрало шлема), мысленно прикидывая, сколько их еще осталось в активе «хамелеона» (выводить еще и шкалу просто некогда, да и мешает), и напряженно ожидая «часа Х».
Дождался.
Ох, как же все сошлось, словно звезды в умелом гороскопе. Лёха где-то там справа впереди высунулся из-за камней, выдав несколько быстрых выстрелов в направлении пушки (вряд ли он мог её видеть, все же далековато, да все под пыльным покрывалом), а я как раз в это время и установил с противником визуальный контакт. То есть, артиллерист за бронещитком рывком развернул ствол в Лехину сторону, и именно это движение я и засек. Кассета у него была вставлена, и выдал он очередь резко, нисколько не задержавшись.
Вот как я должен на такое реагировать? С одной стороны дикая радость, что теперь у меня появился шанс разделаться с этой гадиной, после выстрела совершенно безоружной и беспомощной; и в то же время дикая злость и тоска, потому что гадина эта Леху сейчас завалит почти стопроцентно.
Почти. Вот как бывает. Похоже, спешка до добра не довела, прицелиться как следует не успел, а пушка - не кольт, от бедра не стреляют. Результат - два промаха, три близких разрыва, но без прямого попадания. У Лехи левое плечо в лохмотья и вся требуха наружу, потеря более восьмидесяти процентов жизни, но жив, вот что главное.
Конечно, все это я узнал позднее, а теперь же бросился вперед, сокращая расстояние и тем самым, увеличивая эффективность стрельбы. В магазине штурмовки девяносто патронов, но мне их все же не хватило. Не знаю, сколько попало в цель, дума не меньше половины, но вражеский артиллерист оставался еще живым, израненным, почти ослепшим, но живым. И при этом он разворачивал ствол в мою сторону и опускал вниз.
Я бы в таком состоянии его и голыми руками додушил бы, да вот - не успевал. Даже магазин поменять не успею, хотя руки все проделывают на автомате, а ноги крепко утвердились на хлипких неверных обломках, чтобы единственный выстрел, если все же сподоблюсь, оказался точным - ну, с двадцати-то метров.