«Брусилов их, например, жестоко обманул», — подумал Аркадий. — «Множественные удары на разных участках фронта, тщательная маскировка и скрытная подготовка, высочайшая координация войск — австро-венгерские генералы были ошеломлены и подавлены».
Никто не ждал такого именно там, на Юго-западном фронте, поэтому сюрприз получился очень неприятным. Немцы, наконец-то, поняли, что с Востока тоже есть нешуточная угроза.
«Правда, они не знают, что будет через считаные месяцы…» — подумал Аркадий.
«А вот и первые подснежники…» — вчитался Аркадий в газету.
Ощущение, что скоро что-то будет, дошло даже до фронта.
Январь 1917 года сразу как-то не задался: подвоз продовольствия резко сократился и до города доезжает хорошо, если половина составов с провизией.
«Пирамида Маслоу — физиологические потребности», — подумал Аркадий. — «Нехватка еды выбивает фундамент пирамиды и сколько угодно высокодуховные люди начинают сходить с ума».
На самом деле, они не сходят с ума в классическом понимании. Они просто звереют, в точном соответствии с самой природой заложенными инстинктами. Не хватает еды — отними у другого. Ты важнее остальных, поэтому ты — на первом месте.
Если у животных в такой ситуации всё предельно понятно, то с людьми всё гораздо сложнее. На яростные и испуганные вопли первобытных инстинктов накладываются убеждения, идеи, тревоги и так далее — это помогает, как быстрее найти виноватого, так и удержать себя от безумства. Рационально или нет — неважно. Но голод, сам по себе, тут не первичен.
Голод — это спусковой крючок.
«Немцы сейчас переживают „брюквенную зиму“ (1) и ничего», — подумал Аркадий. — «Это не прикончит их государственную систему и не толкнёт население на революцию, но станет одним из кирпичиков. Противоречий накоплено недостаточно, но, буквально в этом году, они накопятся».
В российском же обществе противоречий накоплено с запасом. Так много, что они уже выплёскивались в 1905 году. Первая русская революция свидетельствовала, что народ уже доведён до крайности, поэтому любые полумеры лишь отложат и усугубят основной «выплеск народных эмоций».
«Краснобаи разных сортов и разной направленности много раз говорили мне, что это большевики разрушили святую Русь», — подумал Аркадий. — «Но большевиков в Феврале в стране ещё не было, а усадьбы помещиков кто-то уже массово жёг, царских чиновников уже убивал и армию разлагал. Не бьётся что-то».
Разложение армии — это очень важный момент.
Сейчас она разлагается сама по себе, медленно, но верно, а вот когда дурачки из Временного правительства разрешат пускать на фронт агитаторов — процесс сильно ускорится. И не будет больше Русской императорской армии, а останутся только банды мародёров, по пути домой грабящие поселения и городки.
И из этого первичного бульона большевики должны будут создать Рабоче-крестьянскую Красную Армию…
У Немирова другой план.
— Петроград пылает, — произнёс генерал-майор.
— Уже пришли новости, ваше превосходительство, — кивнул Аркадий.
— Что ты думаешь на этот счёт? — спросил Алексеев.
— Важнее, что думаете на этот счёт вы, ваше превосходительство, — покачал головой Аркадий.
— Мне сообщили, что отречение царя — это уже решённый вопрос, — вздохнул Николай Николаевич. — Брусилов поддерживает, Рузский поддерживает, Алексеев уже там и ведёт переговоры с Его Императорским Величеством…
Это был другой Алексеев, просто однофамилец Николая Николаевича — Михаил Васильевич, к тому же, генерал-адъютант, а не генерал-майор.
Революция уже охватила Петроград, уже учреждён Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, а царь, формально, ещё не отрёкся — идут переговоры, но там ещё непонятно, к чему всё это приведёт. То есть, Аркадию всё прекрасно понятно, но общественность замерла в ожидании.
— Итак, что ты думаешь об этом? — спросил генерал-майор.
— Откровенно, ваше превосходительство? — уточнил Немиров.
— Предельно откровенно, Аркадий Петрович, — попросил Алексеев.
— Что ж… — вздохнул Немиров. — Я думаю, что сейчас будущий гражданин Николай Александрович ещё надеется, что ему удастся удержать власть. Но его попытки обречены на полный провал — судя по данным газет, революция обретает всё больший масштаб.
— Ты смог понять это из газет? — удивился Алексеев.
— Я внимательно следил за обстановкой, через надёжных людей, поэтому знаю больше, чем пишут в газетах, — ответил на это Аркадий. — Газеты лишь подтверждают наблюдения моих людей.