Примечания:
1 — «Брюквенная зима» — хе-хе, никто этого не ждал, но в эфире снова рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — массовый голод, случившийся в Германии зимой 1916–1917 годов. Факт — Германская империя, до войны, импортировала до трети продовольствия. Наверное, это потому, что все посевные площади были заняты плацами, казармами и патронными заводами… Ну, неважно, почему — это просто факт. В самом начале войны англичане устроили им морскую блокаду, которая перекрыла поставки из Швеции и ряда других стран, а уже потом немецкое командование дополнительно усугубило кризис началом неограниченной подводной войны — это послужило причиной для вступления в войну США. Причём тут США? А притом, что американцы тайно поставляли Германии продукцию различного назначения, в том числе и продовольственного — при наличии жирной маржи, деньги утрачивают какой-либо запах. К 1916 году из свободной продажи полностью исчезло мясо в любых его ипостасях, а потребление картофеля выросло в 2,5 раза — это стало чем-то вроде национального продукта. Картофель уже разок подвёл человечество, в Ирландии, а теперь решил подвести его и в Германии. Осень 1916 года выдалась очень дождливой, поэтому с картофелем в Германии случился, как и однажды в Ирландии, кстати, фитофтороз. Этот грибок обожает высокую влажность и распространяется по посадкам подобно гриппу-испанке — быстро и фатально. Картофель погиб, есть стало нечего, поэтому немцы вынуждены были перейти на брюкву. Брюквой до этого кормили только скот, поэтому это было очень деморализующее явление: «кормят брюквой, как скот, и затем отправляют на фронт, где забивают». «Восточнопрусский ананас», как его пыталось иронично обыгрывать государство, или «клубень Гинденбурга», как метко его прозвали в народе, отличался паршивой пищевой ценностью, поэтому начался реальный массовый голод. В результате этого голода погибло около 800 000 человек, преимущественно из бедных слоёв населения. К слову, Немиров не совсем прав. Весной 1917 года голод вызвал волну забастовок, что очень нехорошо сказалось на военной промышленности Германской империи. Не было у них человека, который сказал бы по телеку, что «от нас требуется сидеть тихо. После того, как все сделают, все будет у нас хорошо. Всем устроят довольствие, как американским гражданам — каждый будет купаться в мармеладе. Главное сейчас — сидеть тихо и не суетиться. Никаких митингов, никаких Тельманов».
Глава двадцать седьмая
Пророк
*4 марта 1917 года*
— Как ты и предсказал… — прошептал напуганный генерал-майор. — Император отрёкся, за себя и за сына, а вслед за ним отрёкся и великий князь Михаил Александрович…
Великий князь ни от чего не отрекался, он просто посчитал невозможным занимать престол без волеизъявления народа, но это было равносильно отречению — народ никогда не проголосует за подобное.
— Это было почти очевидно, — вздохнул Аркадий.
Алексеев вызвал его в свой блиндаж вечером.
Солдаты встревожены и напряжены — никто не знает, что теперь будет. Войну никто не отменял, но очень уж непонятно всем, к чему всё это приведёт.
— Временное правительство… — продолжил тихо паникующий генерал-майор. — Но как? Как ты предсказал всё это?
— Глубокий анализ ситуации, ваше превосходительство, — пожал плечами Аркадий. — А с Временным правительством — совпадение.
— Это какой-то дар?.. — продолжил пребывающий в прострации Алексеев. — Провидение?.. Я всегда чувствовал это…
— Я, к сожалению, не пророк, — вздохнул Аркадий. — Просто умею анализировать. Это позволяет мне делать некоторой степени точности прогнозы. Иногда они бывают слишком смелыми, чтобы их могла принять общественность.
— Что будет дальше? — запальчиво спросил генерал-майор. — Что нас ждёт?
— Да не знаю я, ваше превосходительство, — развёл руками Аркадий. — Я не пророк и не провидец. Нет у меня никакого дара.
— Но ты всегда видел впереди всех! — резко встал генерал-майор. — Ещё в училище! Никто не видел, а ты предсказал! Это невозможно! Я требую рационального объяснения!
— Я не умею предсказывать будущее, — повторил Аркадий, который вынужден был встать вслед за начальством. — Но умею делать прогнозы.
— Это одно и то же! — поморщился Николай Николаевич.
— Не могу согласиться, ваше превосходительство, — покачал головой Аркадий. — Предсказание — это нечто интуитивное и оккультное, а прогноз — это нечто, опирающееся на материальное, на имеющиеся данные и, в целом, базирующееся на рациональную оценку существующих вещей. Я не цыганская гадалка с Казанского, я не гадаю, а предполагаю. То, что у меня получилось предсказать такие очевидные события — не есть продукт сверхъестественного дара.