Штабс-капитан Удальский вернулся из Пскова и сейчас отсыпался. Послезавтра ночью он отправится к немцам, с визитом, поэтому ему положен дневной сон, чтобы организм перестроился на ночное время.
Подготовка рейдов ударных батальонов проводится по уже выработанной методике, которая непрерывно совершенствуется.
На основе полученного опыта было сокращено количество дробовиков, в пользу гранат. Статистика показала, что от гранат гибнет гораздо больше вражеских солдат, но при условии, что на гранаты РГ-14 закреплены дополнительные самодельные «рубашки» с готовыми поражающими элементами.
«Рубашки» изготавливались в траншейных мастерских, из подручных материалов.
В данный момент ни у кого нет понимания, что вообще нужно хотеть от гранат, поэтому делают их, как получится. Например, ручная граната Рдутловского, та самая РГ-14, оснащалась двумя слоями осколочной решётки, которая и должна, по задумке автора, создать достаточно осколков.
Аркадий лишь усугублял осколочное поражение гвоздями и свинцовыми шариками. Триста грамм мелинита разбрасывали эти поражающие элементы на дистанцию до тридцати метров, обеспечивая очень плотное поражение почти на всей дистанции. Заплатить за это пришлось повышением массы — вместо семисот грамм граната с «рубашкой» весила килограмм двести.
Уже были случаи поражения осколками своих, но они редки — бросаются гранаты в траншеи и блиндажи.
К слову, царь больше не у власти, поэтому Алексеев приказал распечатать хранилища с картечными боеприпасами и велел впредь использовать в дробовиках только их. Немцы себя в этом никогда не ограничивали, поэтому долгожданная отмена запрета справедлива.
— Ваше высокоблагородие, — подошёл прапорщик Иван Балмастов. — Разрешите обратиться?
Этот из «ускоренных» — отучился четыре месяца во Владимирском военном училище, после чего сразу на фронт, в чине прапорщика. Практически ничего не знает, только необходимый минимум, происхождением из крестьян — в военное время сословные ограничения стали слабее.
— Разрешаю, — кивнул Аркадий.
— Поручик Зедгинидзе велел доложить, что поймали агитатора, — доложил прапорщик. — Агитатор говорит, что он разрешённый.
— Разрешённый? — усмехнулся Аркадий. — И кто же разрешил ему агитировать в моём батальоне? Веди.
Они пошли на гауптвахту, расположенную в семистах метрах от штаба, на огороженной стеной с колючей проволокой территории. 1-я армия вросла в эту землю и основательно отстроилась на ней.
Камеру открыли и Аркадий увидел задержанного. Для беседы этого бедолагу, лишённого поясного ремня и сапог, вывели во внутренний двор.
— Кто ты, воин? — спросил Аркадий, когда задержанного агитатора посадили перед ним.
— Рядовой Василий Исаакович Бергман, — представился тот.
— Подразделение, — потребовал Аркадий.
Агитатор не стал отвечать.
— Не будешь сотрудничать — пойдёшь под батальонный суд, — предупредил его Немиров. — У нас никто не любит агитаторов, поэтому солдаты могут проголосовать за немедленный расстрел, так что переоцени тактику своего поведения.
— У вас нет власти над солдатами! — уверенно высказался Бергман. — Угнетатели, все вы, падут!
— Позавчерашний определился? — повернул Аркадий голову к дежурному по гауптвахте.
— Так точно, ваше высокопревосходительство, — ответил тот. — Готов сотрудничать.
— Тогда отправь кого-нибудь, чтобы сообщил заместителю председателя, что будет внеочередное заседание полкового военного комитета, — приказал Аркадий. — Будем судить обвиняемого в запрещённой на фронте деятельности. Сразу уведоми его, что на повестку заседания будет выставляться смертная казнь — пусть солдаты решают судьбу преступника…
Генерал Рузский эту инициативу, запрещающую агитационную деятельность на Северном фронте, одобрил и даже поддержал. Причём получилось очень удачно — именно Николай Владимирович написал рапорт на имя министра-председателя Львова, уведомляющий о внедрении нового фронтового закона.
Немиров уже успел узнать о командующем Северным фронтом довольно-таки много любопытной информации. Ходят слухи, что он чуть ли не насильно принудил царя к отречению, а теперь уже начал быстро разочаровываться в тех людях, которых привёл к власти.
Рузский требует сохранять дисциплину на фронте, но делает это не по-человечески, как тот же генерал от инфантерии Алексеев, который другого толка, а слишком в лоб.
Николай Владимирович видит в Алексееве сподвижника, который стремится удержать солдат под контролем, но Временное правительство считает, что у Алексеева, как у подчинённого, просто нет другого выбора.