— Советую бросать курить, — произнёс Аркадий. — Вредно для здоровья.
— Кто тебе такое сказал? — усмехнулся Сталин.
— Доктора, — ответил Аркадий и невольно вспомнил своё далёкое прошлое.
— Врут доктора, — махнул Сталин трубкой.
— Доктора не врут, — покачал головой Аркадий. — Может, преувеличивают, но не врут. Надо слушать докторов.
— Свердлов уехал в Москву, — сообщил Сталин. — Я тоже поеду скоро, но обратно в Петроград. Ты заходи в редакцию, как будешь в столице.
— Обязательно, — кивнул Аркадий. — Кстати, хочешь спор?
— На что? — усмехнулся Иосиф.
— На рубль, — ответил Немиров. — Чисто символический.
— О чём будем спорить? — поинтересовался Сталин.
— Я утверждаю, что когда шум на улицах начнёт утихать, генерала Михаила Васильевича Алексеева снимут, а на его место поставят генерала Алексея Алексеевича Брусилова, — произнёс Аркадий. — И это всё Керенский накапает.
Тот самый генерал Алексеев до сих пор занимает пост Верховного Главнокомандующего, но дни его сочтены, о чём Аркадию сообщил генерал Алексеев, который другого рода. Немиров же, услышав это, ощутил какую-то ассоциацию с Брусиловым — «раскрутив» это смутное воспоминание, он пришёл к выводу, что командовать июньским наступлением будет именно Брусилов.
А дальше гипотеза — сместить Верховного Главнокомандующего может военный министр, таковы уж правила Временного правительства, а новый военный министр — это Керенский. Значит, Алексеева на Брусилова поменяет именно он.
Само по себе это смутное воспоминание ничего не даёт, но позволяет заработать дополнительные очки у большевиков.
— Принимаю, — кивнул Сталин.
*11 мая 1917 года*
Петроград встречал тревожной атмосферой, обычно сохраняющейся в городах, переживших массовые шествия и беспорядки.
На улицах до сих пор мусор, некоторые дома пострадали от кирпичей и булыжников, традиционного оружия пролетариата, а кое-где кучкуются подозрительные личности.
Аркадий приехал не один, а с взводом солдат — он не слишком-то доверял нынешнему Петрограду. Говорят, что сейчас наблюдается разгул бандитизма, так как система правоохранительных органов упразднена, а на её месте теперь народная милиция, которая справляется из рук вон плохо.
Налицо ситуация, когда нужно вводить войска и наводить полноценный порядок, с поддержанием которого потом справится обычная милиция. Но сейчас это невозможно.
Солдаты были отправлены за грузом из Новгорода, а сам Аркадий пошёл на конспиративную квартиру Ленина.
Улица Широкая, дом 48, квартира 24. Это доходный дом А. М. Эрлиха, где живёт старшая сестра Ленина — Анна Ильинична Елизарова-Ульянова, с мужем, Марком Тимофеевичем Елизаровым.
Аркадий поднялся на нужный этаж и постучал в дверь.
— Кто? — раздался из-за приоткрытой двери встревоженный женский голос.
— Шир, которого считают Адам-хваром, — представился Аркадий.
— Заходите, — открыла дверь женщина.
Это была, как сразу понял Немиров, Мария Ильинична. В чертах её лица легко угадывалось родство с Лениным. Ростом она на голову ниже Аркадия, то есть что-то около метра семидесяти, конституции средней.
— Здравствуйте, — протянула она руку. — Мария.
— Здравствуйте, — пожал ей руку Аркадий. — Аркадий.
— Володя в кабинете, работает, — сообщила сестра Ленина. — Проходите к нему.
Немиров разулся и прошёл внутрь.
Интерьер в квартире обыденный, характерный для Петрограда — не сказать, что зажиточный, но где-то на уровне чуть выше среднего.
В гостиной, где Ленин заседал с каким-то неизвестным Аркадию человеком, стояло чёрное пианино, над которым висели маятниковые часы из тёмного дерева, а по центру небольшой треугольной комнаты размещался обеденный стол. Стол сейчас завален исписанными бумагами, а на самом краю его стоял поднос с заварником и пиалами.
— Аркадий Петрович! — увидел новоприбывшего Ленин. — Здравствуйте!
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — улыбнулся ему Аркадий.
— А это Григорий Евсеевич Зиновьев, — представил Ленин своего собеседника. — Мой старый друг и виднейший большевик!
— Рад знакомству, — пожал ему руку Аркадий.
Об этом человеке он слышал. Вечно был в контрах не только со Сталиным, но даже с Лениным — подробностей Аркадий не помнил, но, вроде бы, конфликтовали они с самой революции. А потом, в 1934 году, Сталин его казнил.
Иосиф Виссарионович сомневался в том, что Зиновьев лоялен, так как тот любил выступать в качестве оппозиции, а в 30-е был кризис коллективизации, которая проходила форсированными темпами, с кровавым шлейфом. И Зиновьеву, в такой напряжённой обстановке, не простили его постоянную «оппозиционность».