Вручал награду отчего-то изрядно потухший князь Львов. Видимо, очередной правительственный кризис никак не желал разрешаться.
Северный фронт, продвинувшийся аж на двенадцать километров и ставший почти впритык к городу Вильно, решающего влияния не оказал.
Немцы оперативно спохватились и быстро возвели оборону, которая погасила натиск кавалерии, поэтому ни о каком развитии наступления речи больше не идёт. Повезло, что удалось отнять хотя бы восемь километров…
На Западном и Юго-западном фронтах же дела идут очень плохо. Потери — около полумиллиона людей, а также тысячи пулемётов и сотни артиллерийских орудий.
«Наверное, у немцев сейчас когнитивный диссонанс», — подумал Аркадий. — «Как легко они опрокинули нас на юге, и как больно мы их побили на севере…»
Петроград митингует, как митингуют и другие крупные города — требуют отставки правительства.
Князь Львов уже объявлен крайним, что привело Аркадия к пониманию, как именно в его истории Керенский стал министром-председателем.
Ещё Немиров вспомнил, уже постфактум, об июньском наступлении, провал которого и создал очередной политический кризис.
Июньское наступление закончилось сокрушительным провалом, лишь чуть смягчённым успехом на Северном фронте, поэтому скоро Львова снимут, а поставят вместо него Керенского.
И общественность каким-то образом будет считать, что Керенский в провале наступления совершенно ни при чём, поэтому будет отличным планом назначить его министром-председателем. Немирову было очень интересно, как именно они всё это провернут.
У Керенского, несомненно, есть харизма, в народе его любят, но Аркадий отчётливо видел его политиканскую натуру. Под давлением ситуации, он будет вертеться, как уж на сковороде, показывая истинно многовекторную политику.
В самом начале своей политической карьеры он был с либералами и интеллигенцией, затем примкнул к эсерам, показывая, что он с крестьянами, потом, когда оказалось надо, он начал заигрывать с рабочими, а в итоге — полез к солдатам, чтобы завоевать очки и среди них.
«Нельзя одновременно нравиться всем», — подумал Аркадий. — «Если ты не золотой империал, конечно же…»
Вот о себе Немиров точно знал — солдаты его уважают, благодаря человеческому отношению и происхождению, унтер-офицеры и младшие обер-офицеры ему симпатизируют, потому что он — эталонный пример карьерного успеха. А вот старшие обер-офицеры и генералы — эти считают его выскочкой, незаслуженно пользующимся расположением командующего фронтом.
И смысла вдруг старательно начинать нравиться старшим обер-офицерам и генералам, он не видел. Непосредственным командиром его был генерал Алексеев, с которым у него хорошие отношения, а остальное уже неважно.
А вот позиции генерала Алексеева, по итогам наступления Северного фронта, ощутимо укрепились. Корнилов и Деникин прислали ему письменные поздравления. Успех — это успех.
— Надо побеседовать — есть новости, — позвал Немирова генерал Алексеев. — Поехали отсюда.
Они покинули Зимний и поехали на вокзал. Военный состав будет стоять до вечера, пока не погрузят снаряды и продовольствие, задержанное на три дня, по совершенно невнятным причинам.
Но до вечера они тут сидеть не будут. У Аркадия ещё есть дела в Петрограде.
Немиров и Алексеев вошли в купе офицерского вагона. Вагонный принёс бутылку водки и закуски.
— Слушай, что узнал, — произнёс Алексеев, после того, как выпил рюмку и занюхал её маринованным огурцом. — Оказывается, пока мы там на фронте воевали, Корнилов уже приехал в Петроград и начал шептаться с Керенским. У него, как выяснилось, ко мне личная неприязнь.
— Почему? — поинтересовался Аркадий.
— Ходят слухи, будто бы бывший военный министр Гучков хотел поставить Лавра Георгиевича на должность командующего Северным фронтом, ну, когда Рузского убрали, — сообщил генерал от инфантерии, наливая себе новую рюмку. — Точно пить не будешь?
— Не буду, товарищ генерал, — покачал головой Аркадий. — Но назначение, в итоге, сорвалось. Из-за снятия Гучкова с должности.
— Не совсем поэтому, — усмехнулся Николай Николаевич. — Генерал Алексеев был против этого назначения — грозил уйти в отставку, если Корнилов получит его. В итоге Гучков не рискнул, а потом его вообще убрали. Ну и поставили меня — сам знаешь, почему.
«Значит, у Корнилова есть контры с целыми двумя Алексеевыми», — подумал Аркадий.
— И, собственно, Лавр Георгиевич теперь считает, что я — его недоброжелатель, — продолжил генерал. — А если добавить сюда наши успехи на Северном фронте — возможно, скоро он начнёт считать меня своим врагом.