Имена, явки, фамилии — и каждого надо будет взять под контроль.
Гарнизон Петропавловской крепости начал покидать её и бросать оружие у ворот.
Ключевая фаза завладения Петроградом была исполнена без лишней крови.
«Видимо, так себе из меня парламентёр», — подумал Аркадий.
*11 сентября 1917 года*
На Дворцовой площади были построены «революционные легионы» — ударные подразделения, силой свергавшие Временное правительство.
Помимо ударных батальонов тут стояли бронеавтомобили, послужившие главной наступательной силой, которая радикально ускорила взятие столицы.
Аркадию безумно хотелось спать, он чрезвычайно устал за эту долгую ночь, но на таком знаковом событии участвовать было надо.
Ленин, как в прошлый раз, в мае 1917 года, забрался на броневик и начал свою речь.
На площади уже десятки тысяч человек, но прибывают всё новые и новые люди.
— Товарищи! Рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась! — провозгласил Владимир Ильич.
*21 сентября 1917 года*
В зале заседаний Казанской городской думы было тесно от обилия людей в военной форме.
— … и пойдём походом на Петроград, — продолжал свою речь Лавр Георгиевич Корнилов. — Но для этого нужно накопить достаточно сил. У нашего противника сохранилась полноценная армия, возглавляемая Иудой — генералом Алексеевым. Прямое боестолкновение приведёт к тому, что мы напрасно растратим солдат и не добьёмся никаких результатов.
Он сделал паузу и обвёл присутствующих офицеров безэмоциональным взглядом.
— Сейчас не время пороть горячку, — продолжил он. — Как действующий Верховный главнокомандующий Русской армией, поручаю генералу от инфантерии Алексееву возглавить вербовочную программу. Генерал-лейтенанту Деникину поручаю заняться изъятием у населения оружия и продовольствия — наша армия нуждается в снабжении. Задачи это непростые, но выполнимые.
Пётр Аркадьевич Столыпин, присутствующий на заседании, слушал его слова и не выражал ни единой эмоции.
На Февральскую революцию он не успел. Он бы мог противостоять этому бунту, но царь отправил его во Владикавказ, разбираться со злоупотреблениями местной власти. Кто мог знать?
А потом стало слишком поздно.
Ему с семьёй пришлось скрываться, ведь революционеры имели к нему огромные счёты, поэтому он просто ждал, когда же Временное правительство ослабнет достаточно, чтобы его можно было свергнуть и восстановить царскую власть.
С этой мотивацией он и вступил в переговоры с Лавром Корниловым.
Но Верховный главнокомандующий оказался слишком… глупым? Пётр Аркадьевич не знал, как ещё можно охарактеризовать столь бездарный манёвр с открытым выступлением на Петроград.
Северный фронт, по донесениям имеющейся там агентуры знакомых Столыпину бывших сотрудников Охранки, давно и активно агитировался большевиками — это нужно было учесть.
Но важнее было то, что там почти с первых дней февральской революции действовали солдатские комитеты.
Пётр Аркадьевич честно передал эти сведения Корнилову, но тот интерпретировал их неправильно. Он подумал, что раз там уже давно большевицкие агитаторы, то армии фронта разложены и почти небоеспособны, как на остальных фронтах.
Столыпин тоже так подумал, поначалу, но потом его что-то зацепило во всей этой ситуации. Что-то, что не давало покоя днями и ночами — интуиция тревожно стучала в черепную коробку, намекая, что он упустил нечто важное.
И когда он понял, было уже слишком поздно. Корнилов уже связался с друзьями из генералитета и почти открыто декларировал свои намерения на Московском совещании.
Генерал Алексеев, несмотря на агитацию большевиков в его армии, оказался единственным, кто показал успехи во время Июньского наступления. Если агитаторы там так давно, то как вообще были возможны какие-либо успехи?
А потом Столыпин узнал, что на Северном фронте с самого начала войны сражается Немиров. ТОТ САМЫЙ Немиров.
Тот Немиров, юнкерский доклад которого Пётр Аркадьевич сначала не захотел читать, а затем бросился искать его, когда стало известно, что на Западе война перешла в позиционную стадию и французы с англичанами активно роют траншеи.
С этим юнкерским докладом Столыпин примчался к царю и тот заинтересовался написанным, после чего пожелал, чтобы труд этого юнкера Немирова был растиражирован и разослан генералам всех фронтов.
Больше судьбой этого юноши, представленного Марией Константиновной Бострем, сейчас пребывающей, как говорят, в Америке, Столыпин не интересовался, и это было очень зря.