Аркадий едва расслышал это, потому что говорил он тихо.
— Да ты что… — испугался Александр Яковлевич. — А за что?
Собеседник склонился к столу и рассказал ещё тише.
— Спутался с этими… — неодобрительно произнёс третий собеседник. — Всегда чувствовал, что он из неблагонадёжных…
— Господа, давайте лучше обсудим что-то менее провокационное, — предложил Шварц. — Например, грядущие новации, что ждут нашу систему образования.
Идея показалась им отличной, поэтому они начали обсуждать квоты, правки в программы гимназий, но, тем не менее, всё же коснулись вопроса их общего знакомого, которого арестовали за связь с чем-то или кем-то.
Возможно, это был их однокашник, который спутался с революционерами и за это попал под каток государственной машины политических репрессий.
Немиров уже знал, что Столыпин с 1905 года ведёт жёсткую политику подавления революционных настроений, что проявило себя в виде военно-полевых судов, которые, формально, действуют до сих пор, но уже в виде военно-окружных судов. (1)
Уважаемые господа сытно поели не совсем здоровой пищи, попили арабику, после чего засобирались обратно на работу. Но у Шварца планы должны быть другие — у него в этот день обычно шахматы с приятелем, директором астраханской женской гимназии, Максимом Ивановичем Филатовым.
Шахматный клуб состоит при городской библиотеке, где есть небольшое помещение, где собираются все настольные стратеги и тактики Астрахани.
Когда Шварц вышел из кондитерской, Аркадий выждал минуту и осторожно последовал за ним.
Как и ожидалось, директор пошёл в библиотеку. Слежки за собой он не ожидал, поэтому не посматривал по сторонам, что позволило Немирову без труда и незаметно последовать за ним.
В шахматном клубе, как обычно, было мало людей, поэтому Аркадий занял свободную доску и начал практиковаться, вспоминая известные ему комбинации.
Игрок в шахматы из него так себе, но играть он умел, а это нынче редкость. К тому же, у него была большая практика со слабыми игроками — на фронте, в периоды затишья, после выполнения всех предусмотренных уставом действий, офицеру практически нечего делать. Вот и убивал он своё время турнирами с другими офицерами, проводимыми в выходные дни.
Это не сделало его великим шахматистом, он никогда не побеждал на подобных турнирах, но он стал очень опытным на дилетантском уровне.
Шварц извлёк из портфеля какую-то книгу и начал читать, чтобы скрасить себе ожидание своего главного шахматного оппонента.
Но Филатов задерживался, что было неожиданно, ведь он всегда приходил без задержек — это был шанс.
— Здравствуйте, — подошёл Аркадий к директору реального училища.
— Здравствуй, юноша, — отвлёкся Александр Яковлевич.
— Не против партии? — сразу предложил Немиров, сделав это намеренно самоуверенным тоном.
Шварц осмотрел его с ног до головы.
— В качестве разминки, — добавил Аркадий.
Резон в этом был. Если окажется, что Немиров слаб, то это не займёт много времени, а если окажется, что он хорош, то это будет, как минимум, интересно.
— Что ж, — Александр Яковлевич переместил закладку на актуальную страницу и положил книгу на край стола.
Этим он показывал, что уже считает Аркадия недостойным противником — даже книжку далеко убирать не надо.
Шварц бросил монетку и ему выпала решка — он играет чёрными.
Аркадий начал с е2 на е4.
Оппонент ответил е7 на е5.
Далее начинается поле для большого количества вариантов, и для Немирова, и для Шварца.
Аркадий сумел разглядеть Итальянскую партию, но не поддался ведению его по канонам дебюта, что слегка удивило Шварца — он понял, что соперник не так прост.
Дебют Немиров провёл красиво, но в миттельшпиле всё пошло наперекосяк. Он допустил серию болезненных ошибок, которые понял уже постфактум, что, несомненно, усугубит его положение в эндшпиле. Шварц тоже это понял, но по его лицу было видно, что впечатлён некоторыми оригинальными ходами Немирова — часть провалов он сумел грамотно купировать. Это всё его опыт, которого не ждёшь от наглого и самоуверенного юнца, залупнувшегося на старшего.
К миттельшпилю прибыл директор Филатов, который поздоровался с ними и стал с интересом наблюдать за неожиданно напряжённой партией между совершенно неравными оппонентами.
Эндшпиль был закономерно паршивым для Аркадия, но он сопротивлялся, полагаясь больше на шахматную интуицию, нежели на какие-то заготовленные комбинации. Не было у него на этот этап никаких комбинаций — обычно его партии с «одноклассниками» по уровню, к этому моменту, превращались в мясорубку интуиций, а не на какую-то изначально задуманную стратегию уничтожения.