Увидев, как Алька поджимает под себя ноги, Снейп встал, взял из кресла лежащий там плед, подошёл к ней и укутал девочку. Алька подняла на него глаза и тихонько произнесла:
— Спасибо…
А потом взяла его за руку и попросила:
— Посидите со мной. Пожалуйста…
Он молча опустился на диван рядом с ней. Её маленькая лапка вцепилась в его ледяную ладонь, отчего рука постепенно согревалась. «Глупенькая моя…», — с нежностью подумал Снейп. Он мог бы быть её отцом или старшим братом. У них так много общего. Обоих жизнь не баловала, закаляя их характеры в борьбе с людьми и обстоятельствами, которые были против них. Она всего лишь ребёнок. Маленькая девочка, которой слишком рано знать о боли и одиночестве. Он нужен ей, как опора, как человек, готовый подставить ей своё плечо. И он сделает это, потому что кто, как не он? Больше никому она не нужна, эта пигалица с железным характером и израненной душой. А ему ли не знать, как болит она — душа эта израненная.
Глаза у Альки постепенно слипались. Голова тяжелела и клонилась вбок, пока, наконец, не коснулась плеча Снейпа. Алька мирно засопела, прикорнув на плече грозного слизеринского декана. Сказал бы ему кто-то раньше, что такое возможно — поверил бы он? Если бы ещё он мог знать, что Алька сейчас, проявляя чудеса актёрского мастерства, вовсе не спит. Набравшись храбрости, она сделала вид, что засыпает и прикорнула на плече профессора. Ей так хотелось прижаться к нему, почувствовать его тепло… Сердце у Альки колотилось, как бешеное, и она боялась, что выдаст себя этим «адским грохотом». Она старалась дышать ровно и глубоко, имитируя здоровый детский сон. Костлявое плечо профессора было неудобной подушкой, но Алька не замечала этого. Ею сейчас владела странная нежность к нему, такому сильному, грозному волшебнику, от которого она полностью зависела, но который, несмотря на это, остро нуждался в её тепле, понимании и заботе. Его заброшенность, одиночество и неустроенность вызывали у Альки желание отогреть, приласкать, растопить лёд, покрывший толстой коркой его сердце так, что никто уже не мог догадаться, насколько оно доброе и живое. Никто, кроме неё. Всё-таки, гены — великая вещь. Алька была русской девочкой, а почти в каждой русской девочке живёт тургеневская барышня, готовая проникнуться жалостью, сочувствием и пониманием к любой неприкаянной душе. Весь этот букет чувств, постепенно перерастая в любовь, заставляет русскую девушку идти на любые подвиги и лишения во имя того, чтобы любимому человеку было хорошо, оправдывать любые поступки того, кто безраздельно царит в её сердце. Сколько же русских женщин попались в эту ловушку, даря свою самоотверженную любовь тем, кто оказывался её совершенно недостоин, топтал и разбрасывал её, отталкивал и унижал…
Ничего этого Алька не знала. Сейчас она была безмятежно счастлива, прижимаясь щекой к плечу человека, который стал ей дорог за это короткое лето. Она вдыхала его запах, в котором горько-терпкий аромат луговых трав смешался со строгим запахом больницы, а вплетённая в эту смесь нотка крепкого мужского пота заставляла Алькины ноздри чутко подрагивать, разливалась по всему телу сладко-тревожной волной, которая приятно щекотала под ложечкой. Хорошо, что он не может видеть её лица, спрятанного у него на плече, иначе сразу раскусил бы Алькину хитрость.
Снейп сидел тихо-тихо, боясь пошевелиться и спугнуть этот тёплый взъерошенный комок, от которого его плечо быстро затекло, но который согревал его таким странным, непривычным, доселе им не испытанным никогда в жизни теплом. Это тепло саднило где-то там, глубоко, где раньше находилось его сердце, покрытое шрамами и струпьями, как бронёй, защищающей его от проникновения любых посторонних чувств. Теперь оно ныло и болело от того, что в эту броню слабо, как слепой котёнок, царапалась нежность, незваная и непрошенная. Нежность к этой взбалмошной, глупой, надоедливой и вредной девчонке, которую, несмотря ни на что, хотелось защитить, уберечь от бед и боли, не дать в обиду, отогреть и помочь расправить крылья, раскрыть всю силу, о которой она уже догадывается, но не подозревает, насколько эта сила велика.
Сколько они просидели так? Никто из них не смог бы ответить на этот вопрос. Когда Снейп почувствовал, что его голова тяжелеет, а глаза слипаются, он осторожно встал, придерживая Альку, взял её на руки и отнёс в постель. Альке показалось, что это был лучший момент в её теперешней жизни. Профессор нёс её бережно, его сильные руки были такими надёжными, а сам он таким близким, что Алька млела от счастья. Он уложил её в кровать, заботливо укрыл одеялом и, не удержавшись, провёл тыльной стороной пальцев по её щеке. Алька до утра провалялась без сна, раз за разом вспоминая все пережитые ею ощущения этой странной и такой важной для них ночи. Кто ещё из студентов Хогвартса мог похвастаться тем, что спал на плече у самого профессора Снейпа? Правильно, никто. И сама Алька не могла этим похвастаться, потому что никогда и никому на свете она не доверила бы их с профессором маленькую тайну.
— Эйлин, в Диагональный переулок вы отправитесь с профессором Барбридж.
— Вы боитесь, что нас там увидят вместе? — Алька иронично скривила губы. Теперь её мимика очень часто напоминала мимику самого Снейпа, что иногда его даже бесило.
— Видите ли, мисс, я не очень-то привык таскаться по лавкам, выбирая товары для маленьких девочек, — он называл её «мисс» всякий раз, когда хотел показать, что обращается к ней официально, как к своей студентке. Или когда сердился на неё.
«Ага, обиделась, — мстительно подумал он, заметив, как при этих словах вспыхнуло Алькино лицо, — будешь знать, как иронизировать над своим деканом».
— Господин профессор, — отозвалась Алька, — надеюсь, мне не нужно будет ехать в школу на Хогвартс-экспрессе?
— Почему же? Чем вы лучше других?
— Я думаю, что мне стоило бы оказаться в замке за день до начала учебного года. Пусть все думают, что я провела там всё лето.
— Вы стыдитесь того, что пришлось провести лето в этом доме? — признаться, Снейп был раздосадован этим её заявлением.
— Наоборот. Я вам очень благодарна за то, что вы приютили меня в своём доме, несмотря на массу неудобств, которые я вам доставила. Просто для вашей репутации будет лучше, если никто об этом не узнает. Ваш образ злобного чудовища может пострадать от того, что вы проявили ко мне доброту и заботу.
— Что вы несёте, мисс? Какой ещё образ?
— Господин профессор, вы же сделали всё возможное, чтобы вас считали злым, грубым, холодным и бессердечным. — Альке вдруг вспомнилось: «-Бесчеловечная! — Человечная. — Бессердечная! — Очень сердечная! — Сухая! — Мокрая…». Алька улыбнулась, подумав о профессоре «Наша мымра»
— Ваша забота обо мне разрушает этот образ. Так что лучше будет, чтобы никто не узнал о том, какой вы на самом деле добрый.
— Мисс Северинова. Что. Вы. Себе. Позволяете? — Снейп разозлился по-настоящему. — Вы вообразили себе невесть что только на том основании, что я имел неосторожность оказать вам гостеприимство на какое-то время?
— Господин профессор, вы что, испугались, что я кому-нибудь расскажу об этом своём открытии? Не бойтесь, я не из болтливых.
Его глаза метали молнии, он был возмущён, а у Альки в голове вертелась очередная фраза из фильма: «Ну, не все, и не таким уж чудовищем…» Кто-кто, а она теперь точно не считает его «таким уж чудовищем». Взглянув на девчонку, Снейп вдруг увидел, что она улыбается чему-то своему, далёкому и нездешнему.
— Мисс Северинова. У вас ещё будет возможность убедиться в том, как вы ошибаетесь в некоторых ваших выводах, — он взглянул на неё надменно и холодно.
«Шипи-шипи, — думала Алька, — можешь пугать кого угодно, вон, хоть Гарри, например, он на это точно поведётся. А меня уже не обманешь. Ты добрый, хоть и стыдишься этого».
«Надо же, — думал в это время Снейп. — добрый! Вот идиотка! Додумалась. Северус Снейп — эталон доброты. Санта-Клаус плюс заботливая мамаша в одном флаконе! Добрый фей для бедной сиротки. Тьфу!» Ругаясь и плюясь, он всё же отдавал себе отчёт, что ему, несмотря ни на что, приятно сознавать, что эта девчонка сумела разглядеть в нём то, о наличии чего в своей душе он и сам не подозревал.
====== Глава 8 ======