— Ньома, — сказала Лиза, едва удерживаясь, чтобы не заплакать, — о чем ты говоришь? О чем ты думаешь? Не надо больше думать об этих ужасах. Что это дает? Слушай дальше о проделках Гекльберри Финна… — Она снова начала то вытягивать, то закруглять губы, прилежно читая английский текст и так нее усердно переводить на русский одну фразу за другой.
Но Ньома вновь перебил ее, — очевидно, он совсем не был расположен слушать то, что она читает, его интересовало совсем другое.
— Я все собираюсь сказать тебе… — я хотел тебе сказать это раньше, когда лежал в больнице после аварии.
— Что же ты мне хотел сказать? — Лиза отодвинула книгу, лежавшую перед ней на столе, и в ожидании уставилась на Ньому.
— Я хотел сказать, что, может быть, лучше, что так случилось. Если бы этого не произошло… я не уверен… Я начал сомневаться.
— Ты начал сомневаться? В ком ты сомневаешься? — прошептала Лиза.
— Сомневаюсь в себе самом, — ответил Ньома так же тихо. — Понимаешь, когда глаза у меня открыты, все представляется мне в хорошем свете — кругом жизнь, все живет, зеленеет, цветет, но вот я закрываю глаза, и меня начинают одолевать кошмары. Трупы в ямах и горы черепов. Мне не нужно было работать в архиве…
— Вот и хорошо, что ты ушел из архива, и… умоляю тебя, перестань об этом говорить…
— Я сомневаюсь, будешь ли ты счастлива со мной и должен ли такой, как я, жениться… — выговорил наконец Ньома то, что, по-видимому, было ему труднее всего сказать.
— Ты не хочешь жениться на мне? Передумал? Скажи, что просто никогда не любил меня… — Сейчас Лиза уже не шептала, а говорила громко, ее не тревожило, что родители Ньомы могут услышать.
— Нет, Лиза… Я люблю тебя. Но видишь ли… Я инвалид, почти слепой. Зачем я тебе нужен?.. Ты мне как-то сказала, что дала клятву одному парню. Я тогда насмешливо отнесся к этому, посмеялся над наивной клятвой, посчитал детской игрой, но я был не прав…
Мать Ньомы то и дело подходила к двери комнаты, где сидел сын со своей невестой. Ей хотелось знать, о чем они говорят. Свадьба должна была состояться еще два месяца назад, но словно какой-то злой рок преследует Ньому, и он никак не может приплыть к ясному берегу. Он наделен всем, что только может желать мать для своего сына, — способный, образованный, мастер на все руки, у него золотое сердце, а уж какой честный, кристально чистая душа, но счастья ему нет, и, видно, его невесте оно тоже не суждено. Будут ли они вдвоем счастливы? За прикрытой дверью послышался плач девушки, и у Двойры сердце сжалось от боли, она чуть не упала тут же, у двери.
Когда Ньома и Лиза вышли из комнаты, они старались казаться спокойными, словно между ними и не было тяжелого, мучительного разговора. Обоим стоило большого напряжения не показывать своих переживаний. Лиза, прощаясь с родителями Ньомы, попыталась даже улыбнуться, но когда Ньома захотел ее проводить, выйти с ней на улицу, она сухо сказала:
— Спасибо, не нужно…
Зато у себя дома она уже не пыталась скрывать свои чувства, дала им волю. Она так исступленно рыдала, так обливалась слезами, что Ита побежала вниз к соседке, докторше Полине Яковлевне, — может быть, та чем-нибудь поможет, даст успокоительное лекарство.
— Что стряслось, дитя мое? — Полина Яковлевна села около Лизы. Она была не только хорошим врачом, но и доброй, чуткой соседкой. Пощупала пульс, выслушала стетоскопом, дала таблетку. Она принесла сюда полный чемоданчик медикаментов. — Это пройдет, — обнадеживающе успокаивала она и дочь и мать.
Ита попросила Полину Яковлевну зайти в другую комнату и там, с глазу на глаз, сказала, тяжело вздохнув:
— Ваш Володенька так любил ее и до сих пор еще любит. А она, думаете, его — нет? Все время… столько бы мне добра в жизни видеть… — Ита снова вздохнула, не решаясь выговорить то, что вертелось на языке. Ей хотелось сказать, что сейчас уже воочию видно — Володя суженый для ее дочери. Только он, и больше никто. С кем-либо другим у нее не будет счастья. Откуда вообще он взялся, этот Ньома? Все переживания дочери — исключительно из-за него.
Полина Яковлевна еще не думала о женитьбе сына, после армии ему предстояло поступать в институт. На письма, которые Володя некоторое время после ухода в армию посылал соседкиной дочери, Полина Яковлевна смотрела как на некую игру, развлечение в свободные часы, выпадающие иногда на долю солдата. Будучи далеко от дома, солдат должен же кому-то писать, и, конечно, ему приятно сознавать, что у него есть девушка, которая ждет не дождется письма от него, бережно носит конверты с треугольным армейским штемпелем в своей девичьей сумочке… Но Полина Яковлевна знала и о том, что Лиза перестала отвечать на письма Володи, разумеется, матери это было обидно, и она понимала, что Володя, вероятно, немало от этого переживал. Но сейчас все прошло, Володя забыл о ней, даже имени ее не упоминает в письмах домой, а когда был в отпуске, они, кажется, ни разу даже не прогулялись вместе… Мальчик взрослеет, и мальчишеская любовь сама собой угасает. Полина Яковлевна только желает, чтобы сын был счастливее матери. Можно ли угадать, где оно лежит, это счастье? Вот у нее, Полины Яковлевны, такой хороший муж, вернее сказать, у нее был такой хороший муж, и она потеряла его, глупо, нелепо потеряла, и только теперь поняла, что любит его, что любила его всегда, своего Лебора, но счастливой совместной жизни у них не получилось, жить вместе они не смогли и, очевидно, уже не смогут.