Тяжелая дверь протяжно заскрипела, и на пороге появилась Ада.
— Папа, ты сегодня что-то много работаешь. И Льва Борисовича уже, наверно, утомил, — раздался в мастерской ее голос.
Льву Борисовичу действительно стало трудно сидеть. Он хотел повернуть голову к Аде, но не мог себе этого позволить. Однако чувствовал каждое ее движение, каждый жест, она как бы наполнила собой мастерскую. И когда она вышла, он стал ждать ее возвращения. «Вот тебе и на, совсем как мальчишка…» — насмешливо прошептал он одними губами.
— Вы что-то сказали? — спросил Виктор Васильевич.
— Нет, нет, ничего…
— Долго я вас мучить не буду, сейчас закончу. И давайте договоримся о следующем сеансе. Завтра вы бы смогли?
— Сейчас я очень занят, но все же думаю, мне удастся урвать часок-другой.
— Вот и прекрасно. Такие сознательные люди, как вы, мне очень и очень по душе.
Снова вошла Ада.
— Сейчас мы перекусим. «Натюрморт» тебе уже не нужен? — обратилась она к отцу, указывая на стол, на котором лежали вобла, ломтик сыра с темно-красной коркой и стояла бутылка пива. Ада принялась наводить порядок, убирая понемногу картины, которые громоздились возле стола и не давали свободно пройти к нему. Похоже было, что ей не привыкать хозяйничать здесь, в мастерской.
Лев Борисович не удержался, раз и другой повернул голову в сторону молодой женщины, за что сразу же получил замечание художника:
— Я попрошу смотреть сюда, в мою сторону. Сейчас кончаю, только еще пару мазков.
К старому «натюрморту» на столе прибавился новый. Этот был повкуснее — бутылка мадеры, яблоки, сибирские пельмени, только что сваренные на электроплитке здесь же, в мастерской. Пельмени аппетитно поблескивали на тарелках островками растаявшего масла. Виктор Васильевич наполнил вином рюмки, они выпили, закусили. Лев Борисович забыл, что ему нельзя пить. Здесь было так уютно, так хорошо, словно он наконец нашел место, которое долго-долго искал. Его душа будто согрелась в этой мастерской. Льву Борисовичу очень хотелось узнать у Ады, как она живет здесь, в поселке, довольна ли своей работой, хотелось знать как можно больше — он же о ней еще ничего не знал. Ему захотелось рассказать и о себе. Однако сидеть молча было тоже неплохо — просто сидеть и молчать в этой маленькой приятной компании, словно все уже давно знакомы между собой и каждый знает все о другом.
Затем они втроем вышли на улицу. Прощаясь, Лев Борисович пригласил художника и его дочь к себе, в городок.
— Смотрите не раскаивайтесь потом, я у вас надолго засяду, — предупредил Виктор Васильевич. — Там для художника золотая жила.
— А я приеду так, в гости, — вставила Ада.
— Буду очень рад… Половина коттеджа всегда в распоряжении вашего отца. А другая половина — в вашем.
— Что же в таком случае останется вам? — рассмеялась Ада.
— А я бы пока перебрался сюда, в вашу квартиру…
«Удивительно приятная женщина», — думал Лев Борисович, шагая к западной проходной завода. Через эту проходную лежал самый близкий путь к мартеновскому цеху. Ему казалось, что он видит перед собой ее глаза — глаза Сабины. Но разве это возможно, чтобы глаза двух разных женщин имели столь одинаковое выражение?..