— Вы послали телеграмму о своем приезде? — спросила она.
— Отсюда еще нет, — ответил он. — Теплоход может запоздать, и отец будет ждать, волноваться. Перед тем как выехать из Канады, я написал ему, что еду с туристической группой, и мы с ним скоро увидимся.
— Все же дайте телеграмму, — посоветовала Лиза. — Так будет вернее.
Потом, когда она рассказывала туристам о городе Горьком, ее не покидала мысль о Максе Зильбере, о предстоящей встрече его с отцом. И ей хотелось, чтобы встреча их была радостной.
Туристы стояли на палубе, вглядывались в очертания города Горького, который именуют волжской столицей. Уже хорошо был виден кремль с его островерхими башнями и высокими стенами, воздвигнутый здесь много веков назад, как и в других городах на Руси, для отражения нашествий неприятелей. Высоко взметнулось здание речного вокзала, высоки лестницы с бесчисленными ступеньками, и высоки здания города. Город Горький как бы рвется из воды в небеса.
На пароходе играл оркестр, туристы пели «Сормовскую лирическую»:
Иностранные туристы, естественно, слов не знали, но подхватывали и напевали мелодию.
Макс Зильбер перегнулся через палубу и усиленно замахал рукой пожилому мужчине в зеленом пальто и шляпе, съехавшей набок. Очевидно, этим двоим целой вечностью казались те несколько минут, пока корабль пришвартовывался к берегу. Как только был спущен трап, Макс протиснулся к выходу первым.
— Отец!
— Сын мой!
ВОЛЖСКИЕ РАССВЕТЫ И ВЕЧЕРА
В каждом городе местное экскурсионное бюро выделяло для туристов экскурсовода, а Лиза сопровождала свою группу в качестве руководителя и переводчика. Так было и в Горьком. Экскурсовод, ровесница Лизы, показала туристам достопримечательности старинного города. Они побывали в домике Кашириных, где провел детские годы Максим Горький. В маленькой темной комнатушке — узкая кровать, застланная белым покрывалом, с горкой подушек. Это — постель бабушки. Сбоку — сундук, на котором спал ее внук Алеша Пешков. А шагом дальше, в полутемной кухне среди разной утвари и инструментов, — розги, которыми дед наказывал маленького Алешу. На мольбы бабушки, чтобы он помиловал, простил внука, сурово отвечал: «Сначала высеку — потом прощу».
На центральной городской улице, имени Свердлова, туристам показали дом, в котором в семье гравера Моисея Свердлова родился Яков Свердлов. На стене портрет мальчика — смуглые щеки, большие черные глаза. Этому мальчику, когда он вырос, суждено было стать первым председателем советского парламента в России.
Туристам также показали здание бывшей гимназии, где когда-то Илья Николаевич Ульянов преподавал физику и математику; дома́, в которых родились Добролюбов, Лобачевский, Балакирев. Напоследок туристы зашли в городской парк. Там, за аллеями, струится Ока. Здесь ее устье, здесь она впадает в матушку-Волгу.
Лиза, несмотря на обильные впечатления, все же весь день помнила о туристе, который не принимал участия в экскурсии. О том, что он встретился с отцом, она знала, своими глазами видела их встречу, и, тем не менее, то, что он откололся от группы, тревожило ее. В течение всего дня она ощущала его отсутствие и потому вечером, вернувшись вместе с туристами на пароход и увидав его с отцом в окне каюты, очень обрадовалась.
Оказывается, отец решил путешествовать вместе с сыном и получил на то любезное согласие начальника туристской базы. Итак, отец будет сопровождать Макса до Астрахани, а затем, на обратном пути, когда судно снова придет в Горький, они распрощаются.
В мае в девять часов вечера еще не вечер, еще не темнеет, а в четыре утра уже совсем светло. В один из вечеров Лиза попросила дежурного матроса постучать на рассвете в окно ее каюты. Волжские закаты она наблюдала каждый день, но ни разу еще не видела на Волге восхода солнца. Как у всех молодых, у нее крепкий сон, особенно под утро. Из туристов, едущих на пароходе, лишь двое-трое пожилых поднимаются ранехонько, чуть свет. Но в то утро, когда матрос постучал к Лизе, оказалось, что ее уже нет в каюте. Как она ни устала накануне от экскурсии по Горькому, все же проснулась очень рано, огненный диск солнца едва лишь появился на горизонте. В светлом ситцевом платье и белых босоножках она три раза быстрым шагом обогнула палубу, что, по-видимому, означало утреннюю зарядку, и уселась в плетеное кресло, стоявшее у наружной стены ее каюты. Матросы — совсем еще юнцы — только что закончили уборку: надраили перила и вымыли пластиковый пол в голубых ромбиках, каждый ромбик ослепительно сверкал.