Председатель комиссии опытным глазом окинул Володю и посмотрел в длинную узкую тетрадь и затем еще в одну тетрадку — поменьше.
— Вы бы хотели поехать на целину? — спросил он. От удивления у Володи вытянулось лицо.
— Я не имею в виду собственно целину, — вы, наверно, слышали о новом прокатном стане, который только что вошел в строй у нас здесь, в городе, на металлургическом заводе. Это уникальный агрегат. И его тоже, по сути, нужно осваивать как целину. — Председатель комиссии любил говорить образно, не скупясь на метафоры.
Среди членов комиссии сидел Николай Оскольцев, возглавивший после смерти Льва Борисовича лабораторию «БП». Ныне он был заместителем директора того самого института, который вырос из этой лаборатории. Он внимательно всматривался в Володю, стараясь, вероятно, припомнить, где мог его видеть.
— Вы не в Академгородке живете? — спросил он.
— Нет, — коротко ответил Володя.
— И у вас там никого нет?
Володя отрицательно покачал головой. И вдруг его растерянное лицо живо напомнило Оскольцеву, где он видел этого парня. Словно не пять лет назад, а только вчера это было — всплыли в памяти похороны Льва Борисовича. Гроб несут спереди он, Оскольцев, и солдат, сын Лебора, приехавший по этому прискорбному случаю из армии. Потом он видел его в лаборатории.
Оскольцев наклонился к председателю комиссии, сидевшему рядом, и что-то шепнул ему на ухо. Тот снова окинул Володю взглядом, на этот раз более внимательным.
— Вы сын Ханина? — спросил он. — Я хорошо знал вашего отца, это был замечательный металлург и редкостный человек.
Если раньше, до того, как предстать перед комиссией, Володя, сомневаясь и колеблясь, все же решил просить, чтобы его направили в металлургический научно-исследовательский институт, то теперь он понял, что ни в коем случае не может обратиться с такой просьбой. Получится так, будто он хочет использовать имя отца и память о нем в своих целях. Поэтому, желая скорее покончить с этим неприятным для себя положением и как бы боясь, что члены комиссии, посовещавшись, предложат ему работать в институте, решительно и твердо сказал:
— Хорошо, буду работать на заводе.
Новый прокатный стан разместился в гигантском корпусе, который очень скромно называют цехом номер четырнадцать. В сущности, это еще один новый завод, не уступающий по величине старому. Цех номер четырнадцать имеет свои службы, отделы, бюро. У самого прокатного стана почти не видно людей, однако, чтобы этот уникальный механизм был обеспечен всем необходимым, и в первую очередь нужным металлом, ему требуется немало заботливых глаз и рук.
Строители возвели цех, а монтажники смонтировали прокатный стан на восемь месяцев раньше намеченного срока. Завершив свою работу, они перешли на строительство нового объекта — мощного конвертерного цеха. Разумеется, есть чему радоваться, но кроме «обычных» проблем, неизбежно связанных с появлением нового агрегата, тем более такого, который должен катать миллионы специальных, высококачественных листов стали для автомобильной, судостроительной промышленности, для других важнейших отраслей индустрии, новый прокатный стан требовал немало добавочных хлопот и забот, вызванных тем, что пущен был досрочно. Точно так же, как при стремительном наступлении на фронте, дивизия, продвинувшись быстро вперед, оставляет далеко позади свой арьергард, обозы, и оторвавшиеся от них полки испытывают нехватку в снабжении, так и цех номер четырнадцать с его сверкающими механизмами и ценнейшими приборами, которые поставили десятки заводов страны, а также некоторые зарубежные предприятия по линии СЭВ, нуждался сейчас в «обозах», еще не подоспевших к месту назначения. Цех находился пока на голодном пайке. Склад, где должен быть, как минимум, двухнедельный запас металла, почти пуст, он не имеет соответствующего полуфабриката, и прокатный стан приходится подкармливать такими слитками, которые можно катать и на других станах. Не ради этого, разумеется, был построен этот новый гигант.
Старый «капиталист» Девяткин, за свою многолетнюю работу на заводе имевший дело со многими новыми объектами, причем каждое капитальное строительство придавало ему еще больше энергии и сил, сейчас под тяжестью четырнадцатого цеха заметно сдал. Сам он как будто этой тяжести не ощущал, как не ощущает рыба, плывущая на большой глубине в океане, огромной толщи воды, что давит на нее. Новый прокатный стан являлся для Девяткина желанным, благословенным бременем, такого объекта он еще никогда не имел. Однако Леонид Сергеевич за последние месяцы сильно поседел, виски его стали белыми, точно нетронутый снег. Разговаривая, часто выходит из себя, и причиной этому, вероятно, большая усталость. В такие моменты его сотрудникам невольно приходит на ум, что нужен новый директор, который во всем был бы схож с Девяткиным, только — помоложе его. И в самом деле, сколько же можно пожилому уже человеку тащить на себе такой громадный груз?