Михайлыч бросил поспешный и рассеянный взгляд на Володю, сидевшего на диване, и совершенно пропустил мимо ушей то, что сказала Эльвира. Он думал совсем о другом.
— Но час, полчаса ты можешь еще посидеть?! — умолял он Эльвиру.
— Сказала же — дома ждут. Родители будут беспокоиться, а я, как тебе известно, примерная дочь и не должна огорчать их, — она, казалось, над ним смеется, а он, не чувствуя этого, продолжал уговаривать:
— Сидела в сквере и ждала меня. А теперь не успела войти — и убегаешь. Что за муха тебя укусила? Ты что, с ума сошла?
— По вечерам я схожу с ума. Высплюсь ночью — и утром опять нормальная.
— Никак не пойму тебя. Завтра придешь?
— Завтра приду, — пообещала она. — Чао!
Когда Эльвира вышла, Михайлыч еще немного постоял у двери, будто надеясь, что она вернется и ее уход обернется только шуткой.
Володя, подождав несколько минут, чтобы не получилось так, что он спешит вслед за Эльвирой, тоже поднялся и направился к двери. Конечно, неплохо было бы в домашней обстановке поговорить с Михайлычем по душам, вызвать его на откровенный разговор, но, заглянув ему в лицо, Володя решил, что момент неподходящий. Он теперь даже испытывал к Мише что-то вроде жалости. Неужели это Михайлыч, тот самый Михайлыч — человек с гонором, честолюбивый, с таким зачастую жестковатым взглядом светло-голубых глаз? Вид у него был жалкий, растерянный. По всей вероятности, эта девушка просто дразнит его, потому что она к нему равнодушна, или же ведет себя так, чтобы он любил ее еще больше. Как бы то ни было, а ему, Володе, здесь делать нечего. Самое лучшее — не обременять Михайлыча сейчас своим присутствием, оставить его одного.
Поглощенный невеселыми мыслями, Михайлыч не сразу понял, зачем Володя подошел к двери. И только когда его гость отворил ее, догадался, в чем дело.
— Куда? — подскочил он к Володе и потянул от двери назад. — Ты же ночуешь у меня… К черту все, к черту! — воскликнул он. — Думаешь, ты первый ночуешь у меня? Она приводит то одного, то другого, чтобы я не скучал… и где она их только откапывает?.. Сейчас мы с тобой пропустим по рюмочке и перекусим. Пошли, я покажу тебе свою кухню!
Володя решил, что заставлять Михайлыча долго упрашивать его вовсе не к чему. Почему, в самом деле, если тот предлагает, не поесть, не переночевать?
Кухня у Михайлыча оказалась на высоте. Холодильник «Ока», шкаф, шкафчики для продуктов, сушилка — все как у хорошей хозяйки. Вообще во всей квартире чувствовалось хозяйское усердие и благоустроенность.
— Уютно у тебя, — похвалил Володя.
— Не говори. Пока эту квартирку получил — намаялся. Ночевал сегодня здесь, завтра там. Но тогда, поверишь, мне было лучше. К чему, зачем мне все это? Все — впустую. Обстановка есть, а жизни-то нет. Дурак дураком, бегал по магазинам за мебелишкой.
Повозившись недолго в кухне, Миша пригласил Володю ужинать. На столе не было яичницы с колбасой, этого незаменимого блюда холостяцкой пирушки. В сковороде шипели котлеты и зарумянившаяся картошка.
— Котлеты настоящие, домашние, собственного изготовления, только подогрел, вкус у них уже, конечно, не тот, но есть можно, — сказал Михайлыч, придвигая поближе к Володе сковородку. — Ешь! В холодильнике у меня еще есть. Уж когда возьмусь за мясорубку, готовлю на целую неделю.
Володя был голоден и ел с аппетитом. Михайлыч почти не притрагивался к еде, пропустил три рюмки, налил четвертую и отодвинул ее от себя, точно она была предназначена для Ильи-пророка, который, по легенде, заходит незаметно ночью в дома и выпивает оставленный в его честь бокал вина.
— Бывало, раньше — немного выпью, тут же пьянею. Теперь хмель слабо берет. Но ты пей, не гляди на меня! — У Михайлыча было такое выражение лица, словно пережил глубокое горе или же оно неминуемо ждет его впереди. — Вы давно знакомы? — вдруг спросил он с заблестевшими глазами, и Володя понял, что тот спрашивает об Эльвире.
— Давно, — шутливо ответил Володя.
— А мне ничего не сказала.
— И не могла сказать. Давно — понятие относительное. Мы познакомились несколько часов тому назад. Я был сегодня на приеме у Девяткина, и она там была в очереди…
— Тут у нас немало завистников. Можешь себе представить такую мерзость — распустили слух, будто я приударил за Эльвирой потому, что, дескать, ее отец — главный энергетик завода. И лауреат. Не могут олухи уразуметь, то есть могут, но не хотят, — Михайлыч стукнул кулаком по столу. — Будь отец ее сторожем, разве было бы иначе? Если подумать, что она собой представляет? Закончила педучилище, воспитательница. Вот и все. Но она мне нравится. Она будет моей, клянусь, будет! — он придвинулся поближе к Володе. — Ну, скажи правду — ты влюбился в нее?