— Если бы им не нужно было столько корма, можно было бы еще дома подержать, — пояснила женщина. — Но больше одной свиньи и борова мне не прокормить.
— А муж чем занимается?
— Муж далеко. Плавает по морям-океанам, рыбу ловит.
— Как же он рыболовом стал, — удивился Зелик, — в деревне вашей и реки настоящей нет, так, речушка обмелевшая, ее и куры одолеют.
— Афанасий мой служил во флоте, а службу закончил — перешел в рыболовецкую флотилию, — объяснила она.
— Рыбки-то домой привозит?
— Только соленую. А свежую не стоит возить — в дороге испортится.
Зелик любил беседовать вот с такими случайными пассажирами. С женщиной, которая сидела теперь рядом с ним, он мог бы говорить сколько угодно, она ему понравилась. Он и не заметил, как приехали в город.
Случилось так, что ему пришлось еще раз подвезти ее в город. Даже обрадовался, увидев ее с поднятой рукой. Притормозил, распахнул дверцу. Поросят на этот раз не было.
— Сегодня будет поспокойнее, — сказала она, ставя ногу на подножку, — видите, я одна.
В кабине она развязала платок, убрала со лба мягкую русую прядь, расстегнула плюшевую жакетку. Лицо у нее было свежее, румяное. На этот раз, поблагодарив водителя на прощание за оказанную услугу, она пригласила его к себе в гости на Первомайский праздник. К празднику, сообщила она, должен вернуться из плаванья муж, он всегда рад, когда в такие дни в доме у них бывают гости. И смущенно попросила:
— Будешь ехать мимо нашего двора — посигналь, может, письмо с тобой передам. Опустишь в городе — быстрее дойдет.
— Что же ты, — заметил Зелик, — напишешь письмо и будешь ждать, пока я мимо поеду и отвезу его?
— Какое там ждать! Я при тебе и напишу, ты оглянуться не успеешь…
Ему не пришлось больше возить ее в город. И опускать ее письма тоже не довелось. За две недели до начала войны нескольких шоферов из их района, в том числе и Зеглмана, направили в другую область для выполнения срочной работы. Когда колонна машин проезжала деревню Большие колодцы, Зелик у хаты своей знакомой посигналил. Он даже не знал ее имени — не спросил. Она выбежала из дома, и он успел только из кабины махнуть ей рукой. Почти в тот же миг женщина исчезла в облаке пыли, оставленной на дороге грузовиками.
Увидел он ее снова спустя четыре года, когда после войны вернулся домой. Зелик был потрясен тем, что увидел на том самом месте, где до войны стоял его дом. Силы оставили его, он снял с плеч рюкзак и опустился на землю. Кругом тишина, ни звука. Валялась кое-где домашняя утварь, черепки посуды, осколок зеркала, в котором отражалось заходящее солнце. Ржавая крышка от чайника висела на сучке старого клена и от набегавшего ветерка чуть шевелилась, издавая слабый звон. Только клен стоял невредимый, шуршал узорчатыми листьями, искал, казалось, то окошко, в которое когда-то смотрел.
Разбитый, усталый, ничуть не отдохнув, Зелик, проснувшись, с трудом поднялся с земли, взял рюкзак и по пустынной, безмолвной, словно вымершей дороге пошел, сам не ведая куда. Надвигалась ночь. От малейшего шороха он оглядывался — забывал, что война уже кончилась.
Длинное разбитое шоссе привело его в деревню Большие колодцы. Деревенские хаты стояли на своем месте. По левой стороне отсчитал три дома и в следующий, четвертый, постучал. Он запомнил, что в четвертой хате живет та женщина — пассажирка, которую он когда-то возил в своей машине.
Почему ему взбрело в голову зайти именно сюда, к женщине, имени которой он даже не знал? И когда же? Ночью. Еще перепугает ее и домочадцев… И все же он постучал в ставень. Залаяла во дворе собака, и в тот же миг ей ответили собаки в других дворах. Но ни одна щель в ставне не засветилась хотя бы тоненьким лучиком света, слабым, мерцающим огоньком. По-прежнему там, внутри, было темно и тихо. Зелик даже немного был доволен, что никто не откликнулся — никого не обеспокоит. Здесь, у плетня, или чуть поодаль он как-нибудь скоротает недолгую летнюю ночь. Он сделал несколько шагов в сторону и вдруг услыхал звук скрипнувшей двери. До него донесся строгий женский голос: «Кудлатый, перестань!» Помедлив немного, женщина спросила: «Кто там?»
Зелик очень удивился, что узнал этот голос, будто слышал его совсем недавно. Конечно, это был ее звонкий, отчетливый голос, хотя сейчас он звучал строго и отрывисто.
— Это я, — негромко откликнулся Зелик. — В темноте все равно не узнаешь. Впусти на минутку, зажги свет. Или вы уже спите?
— Дети спят уже. — Она пыталась в потемках разглядеть неожиданного ночного гостя.
— Шофера с карьера припоминаете? Вы с поросятами на рынок ехали.