— Совсем близкими родственниками мы, наверно, не являемся, так что можешь в меня влюбиться, — рассмеялась Люба.
— А я уже влюблен…
Несколько минут они шагали молча.
— Моя ошибка, — заговорил Феликс, — до сих пор заключалась в том, что я свою жизнь загнал в очень тесные рамки, строго разграничил то, другое, третье… Считал, что одно помеха другому. Я могу рассказать тебе довольно интересную историю, которую я слышал в прошлом году, когда был в санатории под Москвой.
— Это длинная история? Спрашиваю потому, что мы уже находимся возле гостиницы.
Феликс, словно не расслышав, сел на скамью у самого входа в гостиницу и потянул за руку Любу.
— Послушай хоть немного, — сказал он, когда Люба села рядом. — В том санатории, где я весьма прилично провел двадцать шесть дней, пропустив лишь один завтрак и один ужин, в том санатории на берегу Москвы-реки работала не сказать, чтобы очень молодая, но зато очень энергичная девушка. Была массовиком-затейником. Чего она только не придумывала, лишь бы отдыхающим не было скучно. Экскурсии, прогулки — в дневные часы, танцы, пение, игры — по вечерам, но всего этого ей казалось недостаточно. В одно прекрасное утро среди объявлений об экскурсии в Москву в Оружейную палату, туристическом походе в Бородино, сборе теннисистов, репетиции хорового кружка ветеранов, конкурса фотолюбителей на лучший фотоснимок окрестного пейзажа — среди всех этих объявлений было сообщение и о том, что создается «Клуб рассказчиков». Тот, кто может поделиться с другими какой-то занимательной историей и хочет стать членом клуба, должен срочно записаться у культорганизатора Симы Каплан. Еще было объявлено, что об открытии клуба и первых выступлениях сообщено будет особо. Я не записался в клуб, но то, что там рассказывали, слушал с охотой, некоторые истории в самом деле были очень интересные.
Руководила клубом, как и всеми другими мероприятиями, разумеется, Сима Каплан. Она собирала слушателей в малом зале, вмещающем человек пятьдесят. В первый вечер зал не был полон, но первые ряды оказались полностью занятыми…
Люба взглянула на свои часики:
— Ты рассказываешь так подробно…
Ей уже хотелось пойти в гостиницу, к отцу. Она подумала о том, что Феликс, кажется, скучный малый, хоть и рассказывает увлеченно.
А он, пропустив мимо ушей замечание Любы, продолжал:
— В следующий вечер пришло уже больше народу, а в третий — заключительный — еще больше. Видимо, популярность клуба росла, но, возможно, многие пришли просто потому, что погода изменилась — моросило, дул ветер, и люди вместо гуляния решили отправиться в клуб…
— Феликс, — перебила Люба, — пора уже, кажется, приступать к главному.
— Да, да, к главному. Итак, первый вечер и первая история…
— Уж не хочешь ли ты рассказать все истории, которые слышал в клубе?
— Я бы, возможно, так и сделал, если бы у тебя оказалось немного больше терпения. Но я расскажу лишь одну историю, самую веселую, и, как знать, может, и самую грустную, которую довелось мне услышать там. Поведал ее человек лет пятидесяти, ученый, доцент института, кандидат наук. Худой, бледнолицый, будто три дня маковой росинки во рту не держал. Звали его Евгений Александрович. Предварительно выпил стакан минеральной воды, предусмотрительно поставленный для него на столике, оглядел зал в поисках тети Нюры, чтобы поблагодарить ее (тетя Нюра приносила ему в палату по шесть бутылок минеральной воды ежедневно), и обычным своим лекторским голосом, спокойно, обстоятельно начал рассказывать.
Следуя правилам клуба, каждый рассказчик должен был своему рассказу дать заголовок, название. Доцент, минуту подумав, объявил, что рассказ его называется так: «Женитьба старого холостяка». И, чтобы не подумали, будто история эта о нем самом, рассказ он вел от третьего лица, так, словно это не имело к нему отношения, хотя все в санатории знали, что он не женат.
«То, что я расскажу вам, — начал он, — не выдумано мною, а произошло на самом деле. Я знаю этого человека очень хорошо, хотя в близких отношениях мы с ним никогда не были, но знали друг друга с молодых лет. Способности у него были большие, лучшим учеником считался в школе — с первого по десятый класс. В институте с первого курса до защиты диплома ходил в лучших студентах. Позже — лучший доцент института, в котором работал. И характер у него был прекрасный — всегда поможет, поделится, посоветует, растолкует. Однокурсники любили его за веселый нрав, остроумную шутку, к месту рассказанный анекдот, — словом, он был душой компании, к тому же играл во все игры. И хотя он вовсе не был красивым — нос пуговкой, глаза — две щелочки, длинная, худая шея, но девушки его любили. Они его любили за то же, за что и его товарищи-мужчины: за способности, за ум и еще за то, что не может не нравиться женщинам, — за элегантность и мужественный склад характера. Он не раз вступал в схватку с хулиганами, делал это не задумываясь, и его нередко видели с расквашенным носом и с синяками под глазами. Это была широкая, волевая натура. И сердце у него было доброе, отзывчивое. Жилось ему легко. Никаких домашних забот не знал. Мать опекала его точно малое дитя. И в магазине появлялся он лишь затем, чтобы купить бутылку вина или торт. И еще покупал цветы для своей возлюбленной.