— Я не ожидал… — промолвил он и отложил в сторону вилку.
Она подняла на него глаза.
— Послушай, дай мне поесть спокойно. И сам ешь. Попробуй хоть, какой я соус приготовила к котлетам. Это по новому рецепту, мне его соседка дала. И еще рецепт…
— Не понимаю тебя, — перебил он ее, — ты относишься уж чересчур легкомысленно к жизненно важным проблемам. Впервые вижу женщину, которая не хочет выходить за мужчину, который ей нравится. Но, может быть… — он запнулся, — может быть, у тебя есть кто-то на примете, кроме меня?
Она тоже отложила вилку. Пересела на софу и за руку потянула его к себе. В ее глазах уже не было иронии. Она смотрела на него серьезно, задумчиво…
— Ты рассказываешь об этом так подробно и с таким жаром, — перебила его Люба, смеясь, — словно все это случилось с тобой самим…
— Нет, со мной этого не случилось — просто история эта почему-то врезалась в память.
— Итак, чем же все это закончилось?
— Конец у этой истории как раз хороший. После того как его любимая отказалась за него выйти замуж, он пошел к другой, к той, что была до нее. Оказалось, та давно замужем. Он пошел к третьей, с которой был дружен еще до тех двоих. Она тоже была когда-то страстно влюблена в него, но теперь все они словно сговорились — ни одна не хотела соединить с ним свою жизнь.
Люба, вздохнув, сказала с иронией:
— Что же он, бедняга, так никого и не нашел, кто бы захотел его в мужья?
— Помогла ему массовичка Сима Каплан. После вечера рассказов она этого самого рассказчика уже не выпускала из виду. Правду говоря, и другие женщины пожалели его, но Сима больше всех. Кто это сказал, что любовь и жалость — разные понятия? Жалеть — в старину как раз и означало любить. Они полюбили друг друга, и, когда срок его путевки закончился, она уехала вместе с ним. Санаторий потерял прекрасного работника, зато старый холостяк приобрел славную жену. Мой сосед по палате прислал мне письмо: по слухам, пишет, эта парочка — массовичка и доцент — живут душа в душу.
Люба поднялась со скамейки.
— Прекрасно, — сказала она. — Люблю, когда хороший конец. Хеппи энд. Рассказываешь ты артистически — мог бы даже на сцене выступать.
— Так, может, послушаешь еще одну историю? — ободренный ее комплиментом, предложил он.
— В другой раз, Феликс. На сегодня достаточно. Скажи, все рудинские Зеглманы такие великолепные рассказчики?
— Все. Начиная с бабушки. Если ты и завтра утром к ней придешь, она будет рассказывать тебе с утра до вечера, а вечером начну рассказывать я — могу хоть до самого утра.
Люба звонко расхохоталась, и Феликсу этот хохот так понравился, что он не удержался и поцеловал ее в щеку.
— Ой, как ты целуешь! — сквозь смех проговорила она. — У меня даже зуб заболел.
— Каким это образом от поцелуя может заболеть зуб?
— Еще перед поездкой с отцом в Рудинск у меня разболелся зуб — выпала пломба, а новую поставить не успела. Завтра нужно пойти в поликлинику.
— В поликлинику тебе вовсе незачем ходить, — заметил Феликс — В Рудинске у тебя есть дядя-стоматолог, у него зубной кабинет.
— Его фамилия тоже Зеглман?
— Да. На его доме висит табличка: «Зубной врач Т. А. Зеглман» — Тойви Абрамович Зеглман.
— Но почему ты думаешь, что он приходится мне дядей?
— Да потому что он мне — дядя, следовательно, и тебе тоже… Ну, если не дядя, то все равно родственник. А как же иначе? Вообще он известный тут человек, да, пожалуй, и не только здесь, в Рудинске.
— Что, очень хороший зубной врач?
— Исключительный. Протезы, мостики, пломбы, которые он ставит своим пациентам, переживают их самих. Но известным человеком он стал не потому, вернее, не только поэтому.
— Чем же еще интересен наш дядя?
На вопрос Феликс ответил вопросом:
— Книги тебе нужны?
— Конечно. Кому это теперь не нужны книги?
— Я имею в виду не художественную литературу, а техническую, на которую не такой уж большой спрос. Но иной раз книга нужна позарез, а ее-то как раз очень трудно достать.
— Да, — вспомнила Люба, — мне очень нужна книга по технологии приготовления бисквитов. И еще макарон и некоторых других мучных фабрикатов.
— Ты умеешь печь?
— Я учусь печь. Пять лет училась в пищевом институте, сейчас работаю в пищевой лаборатории.
— И все еще не выучилась. А бабушка Мина ни одного дня не училась, а как печет! Превосходно! То есть раньше пекла, теперь у нее на это сил нет.