До отхода поезда оставалось полтора часа. Он ходил по шумным ж, как ему теперь казалось, неуютным улицам и думал о том, что все получилось как-то глупо. Не так, как должно было быть. «Если бы не мамаша ее… А собственно говоря, что я имею к мамаше? Мать как мать, радеет за свое дитя. Обо мне до сих пор заботится моя бабушка, потому что матери у меня нет… Чем же мне Эсфирь Марковна так не понравилась?» Ему опять захотелось увидеть Женю. Попрощались они так сухо, отчужденно… Он твердо, по-мужски, пожал Жене руку, и все. Неловко было за дешевую плитку шоколада, которую всучил ей словно ребенку.
На вокзале, за полчаса до отхода поезда, Иосиф вошел в телефонную будку — он решил позвонить Жене. Зайди он опять к ней в дом — это выглядело бы нелепо, и вообще, времени уже оставалось слишком мало, но позвонить-то можно.
Жени дома не было.
— Я передам Женечке, что вы звонили, она будет очень рада. Звоните, звоните, — просила его Эсфирь Марковна, уже как близкого человека, звонок от которого будут впредь ожидать с нетерпением.
Симпозиумы, конференции, совещания хороши еще тем, что они происходят периодически. Проходит какое-то время, накапливаются новые вопросы, новые проблемы, требующие обсуждения, решения. Снова созывают участников. Снова доклады, содоклады, прения, комиссии, подкомиссии, резолюции…
Прошло два с половиной года, и Иосиф Малкинд снова поехал на симпозиум в Свердловск. Теперь уже не как аспирант и будущий ученый, а как ученый определившийся, с титулом, с должностью заведующего научной лабораторией, с соответствующим положению месячным окладом.
Длинные волосы он подстриг, подкоротил и бороду. То, что к лицу студенту и даже аспиранту, не подходит ученому мужу. Пора мальчишества, когда щеголяешь в поролоновой курточке и джинсах, для него уже миновала. Теперь на нем был черный костюм-тройка, туфли не на «платформе», а на тонкой кожаной подошве, фетровая: шляпа. И никто не говорил ему, что одет он не по-современному. Выглядел солидно и даже немного старше своих лет. Когда тебе нет тридцати, ты еще можешь себе позволить это — выглядеть чуть старше, чем на самом деле. Иосиф снова остановился в гостинице «Кедр», и на этот раз никаких неприятностей с ним не случилось, чувствовал себя прекрасно. В симпозиуме принимал активное участие, работал в двух комиссиях, выступил с небольшим, но содержательным докладом по специальному вопросу повестки дня, и его выступление, как и другие, вошло в стенографический отчет симпозиума для последующего опубликования. Ходил на экскурсии, был в театре, словом, наверстал то, что в прошлый раз упустил из-за ничтожного гриппа. Все это компенсировал в полной мере.
За эти два с половиной года, что Иосиф не был в Свердловске, он ни разу не позвонил Жене. Иногда у него возникало желание позвонить ей, но тут же появлялось опасение, что трубку снимет ее мама, и звонить уже не хотелось. Не хотелось слышать медоточивого голоса мамаши, ее фальшивых слов, за которыми, как ему казалось, кроется одна лишь не произнесенная вслух фраза: «Ищу приличного жениха для своей дочери». Однако теперь, снова оказавшись в Свердловске, он все чаще вспоминал о том, что в этом городе живет Женя Зисман. На заседаниях симпозиума или в театре на коллективном просмотре спектакля, просто в беседе с коллегами ему вдруг живо представлялась эта девушка, которой он ни разу не позвонил, но все же она вновь и вновь будоражит его память, как какой-то хороший, приятный сон, прервавшийся в самом начале, или как милое видение, что появилось и сразу исчезло. Остался лишь легкий дымок, который не видишь, но чувствуешь его горьковато-сладкий запах.
В один из дней, после очередного заседания симпозиума, Иосиф позвонил Жене. В трубке раздался басовитый мужской голос:
— Слушаю вас.
То, что трубку может взять не Женя и не ее мама, а мужчина, ему даже в голову не пришло. «Она замужем, — больно кольнуло от этой мысли. — Но что же тут удивительного, — горько усмехнулся он. — Обычное дело, девушка двадцати трех — двадцати четырех лет нашла своего суженого». Иосиф дышал в трубку, не зная, положить ли ее или что-нибудь сказать. Но что он может сказать, что может спросить?
— Позовите, пожалуйста, Эсфирь Марковну…
Именно ее голос ему хотелось слышать менее всего, но если нет другого выхода…
Теперь уже более длительное молчание воцарилось на другом конце провода, после чего тот же самый мужской голос сообщил:
— Эсфирь Марковна умерла год тому назад. А кто это говорит?