— Клянусь всеми святыми, что эта очаровательная мисс влюблена в тебя, — восхищенно сказал Гарри брату, когда тот вернулся к столику.
— С чего ты взял? Тебе мерещится бог знает что, — смущенно пробормотал Лев Борисович.
— Мне никогда ничего не мерещится. Таким взглядом, каким она смотрит на тебя, смотрят только страстно влюбленные. Почему ты ее не пригласил еще посидеть с нами?
— Прошу тебя, перестань болтать, — махнул Лев Борисович рукой. — Ты пьян.
— Не больше твоего, — весело засмеялся Гарри.
Из ресторана они вышли, когда уже было довольно поздно, но все-таки решили еще погулять на свежем воздухе.
Академик Мезенцев познакомил Гарри Ханина с профессором Скаловым — одним из видных хирургов экспериментально-медицинского института в городке.
Трофим Андреевич Скалов сравнительно молод, ему нет и сорока. Это очень высокий, худощавый мужчина, со скуластым, загорелым лицом. Трофим Андреевич так прославился в хирургии детских сердец с врожденным пороком, что со всей Сибири, Дальнего Востока, Урала — отовсюду, где только прослышали о нем, матери привозят сюда, в клинику, своих больных детей.
К удовольствию Гарри, оказалось, что Скалов отлично владеет английским языком, разве только с некоторым акцентом. Выходец из Мурома, он, как и все его земляки, нещадно «окает», в беседе рот его чаще всего принимает округлую форму. Расхаживая теперь с Гарри Ханиным по короткой освещенной аллее возле гостиницы, Скалов, разговаривая по-английски, «окал» там, где была для этого малейшая возможность. Коллеги сперва беседовали на общие темы — о местном климате, о сибирской флоре и фауне, и могло создаться впечатление, что именно та отрасль, в которой они работают, меньше всего их интересует. Однако, проделав в четвертый или пятый раз свой тур по аллее, они наконец ступили на медицинскую стезю. Зашел разговор о пациентах. Оба согласны были в том, что лучшими пациентами являются дети. Быстрее выполняют предписания врача. Трофим Андреевич между прочим сказал, что послезавтра у него операция, он будет оперировать восьмилетнего мальчика с пороком сердца.
— Мне бы хотелось присутствовать, — просто сказал гость.
— Пожалуйста, с большим удовольствием. Вы будете консультантом.
Они стали рассказывать друг другу различные случаи из своей практики. Лев Борисович шел сзади них, он тоже был не один, его сопровождала шумная компания в составе Николая Оскольцева, Яши Клейнермана, Виктора Ремизова и Моники, — сотрудники присоединились к нему, как только он вышел на прогулку. Сдержанно, больше скрывая свое любопытство, нежели выказывая его, они тихонько расспрашивали Льва Борисовича о брате. Моника не могла простить себе, что она прозевала первую минуту их встречи, Яша Клейнерман вспомнил, что у него, кажется, в Аргентине или Канаде есть тетя.
Духота, что была в начале вечера, уже прошла. Ароматная свежесть, источаемая древним таежным лесом, и нежная прохлада, идущая от искусственного моря, теперь пропитали весь городок. Докучливые комары, которые, сколько их ни гонят, ни выкуривают, ни уничтожают химикатами, все-таки умудряются выжить и вечерами, после жаркого дня, назойливо жужжат в уши, в этот поздний ночной час уже угомонились, оставили людей в покое.
Хорошо было гулять по тихой прохладной аллее. Городок, чрезвычайно привлекательный и днем, еще красивее ночью, когда институты закрыты и все-таки в отдельных окнах горит свет. Энтузиасты, прокравшиеся в свои лаборатории, бодрствуют, снова взявшись за эксперимент, который они прервали по окончании рабочего дня; светится и в интернате, где живут учащиеся физматшколы. Их воспитатель, очевидно, вздремнул в своей дежурной комнате, а озорники, воспользовавшись этим, лежат в кроватях и решают головоломные математические задачи.
Таким же озорником почувствовал себя Лев Борисович, когда он, вернувшись после прогулки к себе в комнату, вместо того чтобы лечь спать, уселся просматривать свой доклад на предстоящей конференции. Кто-то постучал в дверь — тихо, едва слышно, чтобы не потревожить соседей из других номеров. «Ему не спится», — подумал Лев Борисович про Гарри, уверенный, что это именно он стучит, но, когда открыл дверь, увидел на пороге Монику — растерянную, смущенную. Однако она быстро пришла в себя.
— Извините, Лев Борисович, но я увидела, что у вас светится… Мне захотелось узнать: ваш доклад уже завтра? — Моника с порога сделала несколько шажков в комнату.
— Нет, Моника, мой доклад из последних. Через три дня.
— А я подумала, может, вам нужно срочно его перепечатать?