— Я их недавно стал носить, — заметил он. — Приходится много читать.
— Интересной литературы?
— Как бы вам сказать… Слово «интересная» здесь не совсем подходит, его нельзя употреблять в обычном его значении. Я читаю рукописи, дневники.
Человеку, сидящему за рулем и едущему по московским улицам, трудно разговаривать, тем более объяснять что-то важное, значительное. Гляди в оба: на каждом шагу — сзади, спереди, сбоку — подстерегают опасности, и отвлекаться — смерти подобно. Ньома внимательно смотрел на простиравшуюся перед ним дорогу, и казалось, его слова были обращены не к спутнице, сидевшей рядом в кабине, а к этой оживленной, шумной, широкой асфальтированной дороге, бесконечно вырывающейся из-под колес машины.
— Интересно читать Гомера, Шекспира, Толстого, — они гениальны, их произведения полны глубоких чувств, переживаний, человеческих драм и трагедий. Но с тех пор, как я стал читать эти тетради, эти разрозненные листки, исписанные плохо очиненными карандашами или водянистыми чернилами, — их, вероятно, трудно было читать еще тогда, когда они были только что написаны, — мне кажутся маловажными, второстепенными переживания мадам Бовари, Анны Карениной, даже ужасы Дантова ада. На днях одна пожилая женщина принесла мне свой дневник с просьбой положить его в архив…
Лиза внимательно слушала его, глядя вперед, на дорогу. Ньоме нравилось ее умение слушать.
— Вот мы и приехали, — сказал он, свернув к обочине тротуара и указав на девятиэтажную башню, верхние этажи которой возвышались над передним, меньшим домом, что со своим облупленным львом у входа, серыми колоннами и потемневшими украшениями на крохотных деревянных балкончиках выглядел необычайно древним на фоне этой башни и других новых домов.
Ньома предложил Лизе зайти в дом, но она отказалась:
— Нет, мне уже пора домой. Спокойной ночи.
— Почему «спокойной ночи», когда только начался вечер? — засмеялся он. — Зайдемте к нам, хотя бы на две минуты. Я хочу, чтобы мои старики вас увидали.
— Нет, в другой раз.
— Но почему не сегодня, не сейчас? Ну ладно, если не хотите, я сам на минутку забегу и вернусь. — Он выскочил из машины и исчез в подъезде девятиэтажного дома.
Лиза, минуту-две посидев в кабине, тоже вышла из машины и начала прогуливаться по тротуару.
Мать Ньомы давно не видела своего сына таким оживленным, в таком приподнятом настроении, как теперь, когда он впопыхах вбежал в дом. Его оживление, бодрость тотчас же передались ей, и она засияла всеми своими морщинками на розовых старческих щеках и под блекло-синеватыми глазами. Отец Ньомы — семидесятилетний старик — квадратной глыбой возвышался над маленьким столиком, за которым играл с самим собой в шахматы. Передвигая короткими толстыми пальцами фигуры, он разговаривал вслух с предполагаемым противником: «Значит, вы решили вот как, в таком случае я вот так…» Ньома положил руку ему на плечо:
— Кто выигрывает?
— Разве не видно? — показал на фигуры отец. — Присаживайся и тут же получай мат…
— Некогда, отец. Продолжай пока играть со Смысловым. Меня ждут. — Ньома показал рукой в окно, и отец с матерью тут же припали к оконному стеклу.
— Она, — тихо сказал Ньома, словно девушка, прохаживающаяся по тротуару, могла услышать его через закрытые окна.
— Где, где она? — со жгучим любопытством спрашивала Двойра, напрягая зрение. — Почему ты ее не пригласил в дом?
— Не все сразу, мама. Дай срок, еще приглашу.
Ньома взглянул на себя в зеркало, поправил галстук, раза два провел одежной щеткой по отворотам пиджака, а сапожной — по носкам туфель и помчался вниз.
— Он бы ей показал шкаф, что сам сделал, магнитофон… Послушала бы песенки… — сокрушалась Двойра. — Кажется, девушка не плохая, статная, красивая.
— С восьмого этажа, в замерзшее окно ты успела ее разглядеть? — засмеялся старик и, заскрипев стулом, вновь принялся за прерванную партию.
— Они у меня славные, отец и мать. Жаль, что вы не зашли. — Ньома неохотно, будто все еще ожидал, что девушка передумает и пожелает зайти в гости, взялся за руль и вывел машину на дорогу, чтобы отвезти Лизу домой.
«Мне не надо было приходить», — размышляла Лиза, сидя в кабине около Ньомы и чувствуя, как что-то лишнее, ненужное все больше начинает ее тяготить и она должна от этого освободиться, чем быстрее, тем лучше. Скоро будет станция метро, она попросит Ньому остановить машину и попрощается с ним. Но миновали одну станцию метро, другую, а Лиза все не просила остановить машину вплоть до той улицы, где она жила.