Весь остальной день был сущей скукой. Полдня я провел на стрельбище. Метко стрелять - это все, что от меня требовалось для удержания моей офицерской позиции. Для этого приходилось постоянно тренироваться с разными ружьями, которые, по секрету, были моей страстью. Ничего я так в моей жизни не любил. Они радовали глаз, приносили покой в мой мир, успокаивали и давали право почувствовать себя всесильным, ведь одним нажатием курка я мог решить судьбу живого существа. Некоторых крошек я создавал сам. С любовью вытачивал каждую деталь, раздумывал над материалами, готовил чертежи. Неудавшиеся на мой взгляд модели дарил друзьям или продавал. От их блеска в глазах становилось смешно, эти олухи не способны были понять какой брак я им впариваю.
На следующий день у меня уже были кандидатуры на громкое звание моей невесты. Кто же будет эта счастливица, я буду решать целый месяц, жаль, что нужно выбрать одну, хотя я все рано всех попробую.
Ведьма
Я когда-то была человеком. Я когда-то решала вопросы о том, что надеть на работу. Смотрелась в зеркало, делала прически. Готовила еду и мыла полы, читала новости, смотрела фильмы и читала книги. Я переживала о том, что буду одна до конца своей жизни, потому что со мной лучше никому жить. Я сознательно хотела оградить людей от своего плохого характера. Стоит мне несколько минут поговорить с незнакомым человеком, я сразу же в нем разочаровывалась. Я так же разочаровывалась в себе, мне казалось, что я какая-то неправильная, злая и объяснений такой злости на себя я не находила.
Сейчас же я рада, что я давно не человек и мне нужно ни с кем разговаривать, думаю я уже не помнила свое имя, меня вообще не интересовало, что когда-то я была человеком. Это смутное прошлое, я закрыла непроглядной мглой. Как же я рада, что я больше не человек. Теперь меня не интересует статус, мне не нужны деньги. К черту работу, я держу нос по ветру, к черту счет в банке, я бегу что есть мочи по долине, к черту брачное рабство, я перепрыгиваю через обрывы. Я счастлива, что я не человек.
Мои раны после последней драки почти зажили, тогда мне стоило неимоверных усилий подняться и уйти в безопасное убежище, еще сложнее было достать до ран. Лучше мои раны заживали в логове, куда меня принесла мама, но я не могла уйти далеко от ее нынешнего логова, вдруг этот незнакомец найдет подмогу, и они нападут уже вдвоем. Ради пропитания, мне все же приходилось спускаться в долину, там сильно пахло людьми. Люди начали оставлять свои следы в горах, к северу от моего логова, где появился рудник, до меня доходили четкие запахи десятков людей, хотя рудник был в нескольких километрах. Этот запах мне сильно не нравился, однажды он перемешался со звериным, от рудника несло кровью убитых диких животных. Это были волки.
Я решила не испытывать судьбу, мне такое соседство приносило только тревогу, и обходила места, в которых люди могут построить свои рудники. Такие места содержали залежи драгоценных металлов, и другой полезной породы, от которых чувствовались волны силы.
Прошло полгода, я залечила раны, иногда ходила к логову своей матери, чтобы удостовериться все ли впорядке. Я не могла увидеть ее детеныша, не хотела, чтобы мама зря волновалась. Я знала его запах, и мне этого было достаточно. Сейчас он уже подрос и выходил с ней на охоту, пока он больше наблюдал за матерью, пользы от него было мало. Я приходила на их места охоты, чтобы удостовериться не получила ли мама сильных увечий, и была ли пролита ее кровь вместе с кровью жертвы. Детеныш вырос и ему нужно было больше мяса, мама как и в случае со мной, сейчас искала добычу покрупнее и иногда получала серьезные увечья от рогов.
В этот раз, мне показалось, что ей задели живот. Она оставила кровавый след прямо до самого логова. Эта рана потребует очень много времени на заживление, детенышу придется самому идти охотиться и, еще не ясно сможет ли он принести свою добычу матери. Моя мама в своем непревзойденном стиле, опять ринулась на рога. Как же я за нее переживала. На следующий день я уже была очень близко от их логова вместе с тушкой лани, наверно мама сильно забеспокоилась, учуяв такого сильного хищника близко к логову, где обитал ее слабый детеныш. Я не знала, помнила ли она меня, и как она вообще на меня отреагирует, поэтому оставив тушку лани, я тот же час, побежала опять на охоту. Каждый день я приносила им по лани, надеюсь, лани еще не перевелись в этих местах. Мне обычно нужно было много мяса, много добычи, мало что могло в полной мере утолить мой голод. Во всем было виновато мое огромное тело, которое с момента драки, казалось, стало еще крепче и мускулистее, поэтому я предполагала, что им двоим тушки лани будет тоже маловато и старалась приносить ее чаще, то есть каждый день.
В одно утро я опять несла своим родичам еду. Себе я взяла только маленький кусочек, потому что голод мучил меня уже давно. Я не охотилась для себя целых две недели. Тушка была легкой и я легко сволокла ее на вступающий камень, с которой ее легко можно будет сбросить хищнику, довольно сильному, чтобы туда забраться. В этот раз запах детеныша мне показался ближе, чем я думала, все место около скалы пропахло им, потому что он каждый раз забирал еду, и я не обратила на него должного внимания, пока не услышала, что что-то движется в моем направлении. Из-за деревьев показался он. Мое сердце ликовало. Он был такой красивый. Легкой поступью он начал приближаться, но все еще был на значительном расстоянии. Он думал, что оно достаточно, чтобы позволить ему убежать в случае опасности. Молодой, неопытный, он так красиво переставлял свои лапки, его мех был пушистый, белый с серыми пятнами, мордочка маленькая и аккуратная. Как же он был прекрасен! Он превосходно вписывался в пейзаж этих гор, дополнял его и олицетворял собой их манящую сказочность , грацию бесшумно падающего снега, силу и непреклонность вольной жизни, гордость своего рода. Я была не права, когда думала, что он родился слабым. Мы все рождаемся слабыми. Его маленький огонек жизни превратился в изумительное по своей красоте свечение, и я была готова на все, чтобы такое красивое создание прожило свою жизнь, не встречаясь с человеком.
Взглянув на меня, детеныш тот час скрылся, и я поспешила уйти. Еще месяц я приносила детенышу и моей матери еду и потом отправилась к подножию гор, решив защищать эти земли от незваных черных оборотней и пугать людей своим присутствием.
Герцог Воскресенский
Сегодня иду на бал. Голубчик Лиховенский, которого я пощадил, будет там сверкать перышками. Я просто обязан на это посмотреть. К моему большому удовольствию, там будет мне представлена моя будущая женушка. Надеюсь, она не слишком ревнивая. Будет сложно уделять внимание только ей. А вдруг повезет стать свидетелем скандальчика другого, я конечно, не буду в нем участвовать, я его, возможно, организую. Для этого мне нужно просто заранее знать, кто придет на бал, заручиться поддержкой разных сторон, что в моем положении не сложно. Представиться очень деятельным и сочувствующим человеком и ненароком ляпнуть, какую - нибудь клевету, стряпанную мной по ходу дела. Хотя частенько мне не приходиться так напрягаться, высший свет итак друг друга ненавидит. Они погрязли в сплетнях, и лжи. А я всего лишь внимательный слушатель. Я чую, сегодня будет интересно, вдруг сам заскандалюсь!
Мне подали очень презентабельную карету, четыре белых кобылицы с непонятными украшениями на узде и на холках. Бесполезное расточительство! Деревянная карета, выкрашенная в белый и расписанная золотом. Какая вульгаршина! Мне, конечно, совершенно все равно выкрашена она золотом, или покрыта изумрудами, Будь она полностью нефритовая! Ничто не может скрыть тот факт, что нас подбрасывает от каждой кочки. Трясет как в бочке, вообще, мы тащимся как гусеницы. Терпение мое иссякло, настроение испортилось, на празднике я был уже еле живой от злости. Они не поставили на карету мои амортизаторы. Это мое изобретение и, конечно, за него они должны были мне же и платить. У меня сложилось впечатление, что мой папочка пока прикрывает лавочки моей независимости. Чует старый прохвост старость. Но ему недолго осталось главенствовать, скоро я буду править балом.