— Ягненокъ, котораго мы ѣли сегодня за обѣдомъ, былъ необыкновенно вкусенъ! — сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Да, — отвѣтилъ другой:- онъ такъ вкусенъ потому, что ворованный. А замѣтили-ли вы, какъ виноградъ былъ соченъ?
— Какъ-же не замѣтить!
— Онъ оттого былъ такъ соченъ, что лоза выросла изъ земли, гдѣ зарыто тѣло человѣка.
Каймакамъ все сидѣлъ и слушалъ. Но братья замолчали и заснули. Рано утромъ, когда они еще спали, каймакамъ отправился въ овчарню и сказалъ пастуху:
— Что это былъ за ягненокъ, котораго ты прислалъ мнѣ вчера къ моему столу.
— Эффенди, это обыкновенный ягненокъ, такой-же какъ и другіе.
— Совсѣмъ нѣтъ, я такого нѣжнаго мяса еще никогда не ѣдалъ.
— Такъ это вотъ отчего, — сказалъ пастухъ;- ягненокъ этотъ неизвѣстно откуда явился и замѣшался въ стадо. Никто его не спрашивалъ, такъ онъ и остался. Не имѣя матери, онъ кормился то отъ одной овцы, то отъ другой и оттого вышелъ жирнѣе всѣхъ ягнятъ. А такъ какъ ваша милость потребовала хорошаго ягненка, то я именно его выбралъ.
Затѣмъ каймакамъ отправился въ виноградникъ и сказалъ садовнику.
— Съ какой лозы ты вчера прислалъ мнѣ винограду?
Садовникъ внезапно поблѣднѣлъ и отвѣчалъ, трясясь какъ въ лихорадкѣ:
— Эффенди, я отрѣзалъ кисти отъ разныхъ лозъ, выбирая самыя спѣлыя.
— Ты лжешь! Сейчасъ-же покажи мнѣ лозу.
Садовникъ повалился въ ноги каймакаму.
— Встань, — сказалъ тогъ:- и говори смѣло. Если ты скажешь маѣ сущую правду, то тебѣ нечего бояться.
Тогда садовникъ, все продолжая дрожать, разсказалъ слѣдующее:
— Въ виноградникъ повадился забираться бродяга. Я нѣсколько разъ его ловилъ, но онъ все возвращался и даже грозилъ мнѣ. Наконецъ, онъ кончилъ тѣмъ, что одинъ разъ накинулся на меня и сталъ меня колотить. Внѣ себя, я схватилъ желѣзную лопату, да такъ его ударилъ, что онъ тутъ-же повалился и умеръ. Я перепугался и зарылъ его въ землю подъ лозою, съ которой послалъ вчера виноградъ вашей милости.
Каймакамъ вернулся домой, размышляя о томъ, что съ такими удивительными людьми, какъ три брата, ему врядъ-ли можно будетъ справиться. Онъ снова задалъ имъ пиръ, а послѣ принялся имъ разсказывать разныя исторіи и, наконецъ, разсказалъ имъ такую:
«Жилъ въ одномъ городѣ богатый паша; но вотъ онъ потерялъ все свое богатство и тогда сказалъ своей молодой и красивой женѣ: „я уѣзжаю и испробую всѣ средства, чтобы снова обогатиться. Быть можетъ я вернусь, но можетъ статься, что и не вернусь совсѣмъ. Такимъ образомъ, если тебѣ представится хорошій женихъ, то ты можешь снова выйти замужъ, только прошу я тебя подождать семь лѣтъ, семъ мѣсяцевъ, семь недѣль, семь дней, семь часовъ и семь минутъ“. Сказавъ это, онъ простился съ красавицей женою и уѣхалъ. Во время его отсутствія, у молодой женщины было много жениховъ, но она всѣмъ отказывала. Вотъ ужъ прошло семь лѣтъ, семь мѣсяцевъ и семь недѣль, оставались только дни, часы и минуты, когда мимо оконъ красавицы проѣхалъ случайно бывшій въ томъ городѣ извѣстный по своему богатству и знатности паша. Онъ ее увидѣлъ и такъ плѣнился ею, что тотчасъ-же сталъ просить ее выйти за него замужъ. Но она и слышать ничего не хотѣла, хотя мать ея и упрашивала ее со слезами не отказываться отъ такого блестящаго положенія. Она велѣла сказать пашѣ, чтобы онъ подождалъ семь дней и что если въ это время не вернется ея мужъ, такъ она согласится стать его женою. Но паша, который долженъ былъ уѣхать непремѣнно въ этотъ день, настаивалъ на своемъ. Онъ прислалъ молодой женщинѣ столько подарковъ, столько драгоцѣнностей, что она согласилась выйти за него замужъ до окончанія назначеннаго ею срока. Она надѣла на себя всѣ подаренныя имъ драгоцѣнныя убранства и, когда вышла на улицу, свѣтила какъ солнце.
„Вдругъ раздался громъ пушекъ и въ городѣ узнали, что возвратился старый паша еще болѣе богатымъ и могущественнымъ, чѣмъ былъ прежде. Тогда молодая женщина, не помня себя отъ радости, вырвалась изъ рукъ окружавшихъ ее и кинулась на встрѣчу возвратившемуся мужу“.
Разсказавъ это, каймакамъ потянулъ душистый дымъ изъ своего наргилэ, выпустилъ его носомъ и, обращаясь къ старшему изъ троихъ братьевъ, проговорилъ:
— Скажи мнѣ, какъ-бы ты поступилъ на мѣстѣ возвратившагося паши съ такой прекрасной, но все-же нѣсколько легкомысленной женою?
— Я-бы простилъ ей ея легкомысліе, обнялъ-бы ее и повелъ въ домъ мой.
— А ты какъ-бы поступилъ? — спросилъ каймакамъ второго брата.
Тотъ отвѣтилъ, что поступилъ-бы точно такъ-же.
— А ты? — обратился каймакамъ къ младшему.
— Я-бы отнялъ у нея всѣ надѣтыя на ней драгоцѣнности и потомъ-бы отпустилъ ее на всѣ четыре стороны.