Сторонники примадонны готовились чуть ли не освистать наглую выскочку. Враги, наоборот, потирали руки, надеясь, что Рахманина здорово щелкнет «суперстар» по носу. Они все были в восторге от Мадлен из «Фиалки Монмартра».
— Но там — три минуты!.. А здесь — три акта! — высказывали сомнения одни.
— Вот и хорошо, — говорили другие, — будет где развернуться нашей маленькой чаровнице.
Режиссер и директор, бледные, словно обсыпанные пудрой, появились в правительственной ложе.
Грушин просмотрел программку.
— Рахманина?! Гм!.. Не знаю!..
«Когда узнаете, будет поздно! — ощущая всем своим телом разбор на ковре, печально подумал директор. — Ох, скорее бы все это закончилось!» — еле слышно молил он.
Но пока все только начиналось. Музыканты блестяще сыграли увертюру. Занавес раздвинулся, и на сцене предстало венское варьете. Реплики актеров, шутки Бони, аплодисменты и ожидание… тягостное, угнетающее… ожидание провала. Режиссер заглянул в гримерную Евгении и остолбенел. Она преспокойно натягивала чулки в сеточку и напевала себе под нос веселые куплеты Бони.
— Что вы делаете?! — воскликнул он в подлинном ужасе. — Вы вот сейчас это и запоете вместо своей арии!
Женька заливисто рассмеялась и ободряюще подмигнула несчастному. Она шла на сцену с легкомыслием приговоренного к смерти, которому друзья в последнюю минуту успели сообщить, что казнь будет заменена помилованием.
Золотистый луч прожектора, медленно поднимаясь снизу вверх, осветил тонкий силуэт Сильвы. Тягучая, страстная мелодия, взрывающаяся к середине и знаменитые, зажигающие, провоцирующие слова: «Коварный женский взгляд в душе рождает ад!» От Евгении исходило какое-то адское электричество.
Спектакль ожил! В глазах Эдвина заиграла нешуточная страсть. Даже тарелки в оркестре зазвучали громче и озорнее.
Важный чиновник товарищ Грушин в такт музыке постукивал пальцами по малиновому бархату обивки ложи и после спектакля пожелал лично выразить свое удовольствие дебютантке.
Директор, опережая его на несколько шагов, летел по коридору, наводя порядок. Чиновник пожал руку Эдвину и сказал, что тому удалось найти новые краски в образе. Директор, воспользовавшись паузой, влетел в гримерную к Евгении, которая полулежала в кресле и хохотала, хохотала до слез, прижимая к груди огромный букет.
— Э!.. Евгения… Сейчас к вам зайдет сам товарищ Грушин!..
— Да хоть Арбузов! Мне-то что?..
— Э!.. Не скажите!.. Ваша карьера во многом зависит от него! Так что встаньте, поправьте грим! Примите с должной благодарностью визит такого человека!
Новый взрыв нервного смеха был ответом директору. Она бы и сама хотела остановиться, но не могла!.. Успех, достигнутый на грани провала!.. Капризным жестом Евгения откинула букет. Она еще была Королевой чардаша.
Товарищ Грушин возник в небольшом дверном проеме. Директор вжался в стену и попытался просочиться в коридор.
— Очаровательно! — с улыбкой сказал товарищ Грушин. — Очаровательно!.. Надо, надо открывать новые таланты и давать им дорогу, — оглянулся он в поисках директора.
— Да!.. Да!.. — хрипло подтвердил застрявший в дверях директор. — Ваше указание… пожелание… нам, так сказать, указало правильное направление. Наша молодежь талантлива!.. Будем продолжать!
В эту минуту в гримерной появилась огромная корзина пурпурных роз. Евгения даже не увидела за нею дарителя, только взгляд больших карих глаз одарил ее восхищением.
Товарищ Грушин добродушно рассмеялся.
— Молодежь! — и похлопал по плечу принесшего цветы.
Тот опустил корзину перед Евгенией и поспешно отошел за спину товарища Грушина.
Театр не мог прийти в себя: «У нее был сам Грушин!» «Вы слышали? Видели? Грушин заходил к ней!» «Что будет, когда явится наша примадонна? Скандал!..»
Уже на следующее утро, торопясь и сбиваясь с мыслей, приспешники сообщили осунувшейся от болезни примадонне, что на ее место покушаются, и весьма серьезно! Но ей было не до интриг, она мечтала только об одном — выздороветь.
Второе представление «Королевы чардаша» не смогло вместить всех желающих. Москва была переполнена слухами о необыкновенной молодой артистке.
— Боже!.. Сколько цветов! — в восхищенном ужасе прижала руки в черных перчатках к своему свеженькому розовому лицу Евгения, войдя в гримерную. Она даже растерялась на минуту. Но только на минуту, на большее времени не хватило — в гримерную ворвался директор и проворно закрыл за собой дверь.