— Евгения! Театр разнесут!.. — его слова заглушил топот ног.
Разбуженные страсти подлинных поклонников оперетты вырвались наружу. Мужчины стремились увидеть нового кумира, немедленно выразить свое восхищение.
Дверь отлетела вместе с уцепившимся за нее директором.
— Ей-богу! Я распорядился! — оправдывался он перед невидимым, но, по его глубокому убеждению, постоянно присутствующим начальством. — Поставил всех швейцаров и билетеров. Даже трех пожарников. Двух своих, третьего из музыкального театра выпросил. Но всех смяли!..
— Волшебница!.. Что вы сделали?!.. Вы настоящая Сильва! Единственная и неповторимая!
Они бросались к ней, но, не доходя нескольких сантиметров, склоняли головы перед слегка испуганной Евгенией, прижавшейся к гримерному столику, и позволяли себе лишь коснуться губами ее руки.
В нестройной толпе вновь промелькнули и исчезли большие карие глаза. Но когда все закончилось, и Евгения вместе с мамой рассматривали, нюхали и восхищались цветами, она сразу заметила корзину пурпурных роз.
«Не иначе как от кареглазого!»
Третье представление… А вот третьего представления не было!.. Евгения на крыльях летела на репетицию. Она кое-что придумала, такое, что публика завизжит от восторга… Внезапно она как вкопанная остановилась перед первой же афишной тумбой.
Яркая афиша «Королевы чардаша» была уродливо заклеена наискосок широкой желтой лентой с написанными на ней черными буквами словами: «Спектакль отменяется в связи с болезнью артистки Рахманиной».
Всем купившим билеты предлагалось посмотреть «Белую акацию».
Простодушная Евгения не поняла, что это интрига. Удивленная, но не обескураженная, она поспешила в театр выяснить причину нелепой оплошности расклейщиков афиш.
Режиссера она нашла подавленным.
— Так надо! — глядя мимо нее, произнес он.
— Но это неправда! — наивно возмутилась Евгения. — Я ведь не больна!
— Так надо!.. — махнул он рукой, словно отгонял от себя навязчивую мошку.
— Кому?! — нахмурила брови девушка.
— Театру! — язвительно осклабившись, объяснил режиссер.
— Я ничего не понимаю! — с размаху села в кресло Евгения.
Режиссер понял — она не уйдет, позвонил директору и попросил зайти.
— Милая Женечка! — мягко, чуть ли не с порога, начал тот. — Вы спасли театр, и он вам в нашем лице этого никогда не забудет. Скоро начнем постановку новой оперетты. В главной роли — вы!
— А как же Сильва?
— Но моя дорогая, это ведь не ваша роль! Ее дивно играла и будет играть наша несравненная примадонна.
— Когда выздоровеет! А пока…
— А пока будет «Белая акация»! — закончил сантименты директор.
Премьер оказался человечнее. Обняв Женю за плечи, он пояснил:
— Нашей примадонне все донесли! Твой бешеный успех в два счета поднял ее с кровати. Через неделю она уже будет в театре. — Он вздохнул. — Ты славная девушка и способная актриса. Хочу дать тебе совет: поищи вакансию в каком-нибудь другом театре. Могу даже составить протекцию.
— Но я не хочу уходить из нашего театра! Я обожаю оперетту!
Премьер поморщился от слишком явного простодушия.
— Милая, наша примадонша есть не будет, спать с режиссером не будет, пока тебя не выживет из театра. Пойми это и тихо уйди с достоинством. Ты сейчас на гребне. Тебя возьмут!..
— Нет! — отчеканила Евгения. — Я буду бороться! Я к Грушину пойду!
— Ну если так! — развел руками премьер, впадая в привычную спячку раз и навсегда отрепетированной роли, вспомнив, что на следующем спектакле перед ним вновь будут усталые глаза примадонны вместо чертовских огоньков Евгении. — А впрочем!.. — неожиданно для себя очнулся он. — Попробуй! Пойди к Грушину. Чем черт не шутит!..
Черт и в самом деле пошутил!.. Когда Евгения, открыв тяжелую дверь высокого ведомства, обратилась в бюро пропусков с просьбой об аудиенции у товарища Грушина, ей ответили, что вчера товарищ Грушин был в срочном порядке отправлен на пенсию.
_____
ГЛАВА 2
С выздоровлением примадонны положение Евгении резко изменилось. Вместо продвижения ее стали убирать назад. Отняли даже трехминутную роль Мадлен из «Фиалки Монмартра».
— Подальше ее, в хор! Там ей место! — нервно визжала примадонна.
И поклонники куда-то исчезли. И соседки по гримерной стали нагло занимать ее столик. Евгения растерялась. Но на сцене, пока еще в первой линии хора, она блистала по-прежнему.
Дождливым осенним вечером в гримерной вдруг появилась корзина пурпурных роз.
«Вот он, самый верный поклонник! — грустно улыбнулась Евгения. — И как я в метро поеду с такой корзиной?..»