— Еретический ублюдок! — закричал Вандайк. — Исполняйте свой долг, Сандал! Схватите его! Схватите его и всех остальных тоже, или ответите перед Матерью-Церковью!
— Я… — Сандал наполовину обнажил свой меч, затем замер, когда Этроуз помахал ему указательным пальцем, как упрекающий наставник. Явная сила воли чарисийского стражника, казалось, заморозила всех людей Сандала. Это определенно заморозило самого полковника!
— Если вы попытаетесь выполнить этот приказ, или захватить князя Дайвина или княжну Айрис, или каким-либо образом помешать им покинуть этот замок по собственной воле, полковник, погибнет много людей, — в голосе Этроуза не было ни капли юмора. — Большинство из них будут вашими. — Он очень спокойно посмотрел в глаза Сандалу. — У меня нет желания убивать какого-либо человека просто потому, что он имеет несчастье служить продажному и злому хозяину, но выбор за вами. Отойдите в сторону или попробуйте схватить нас. Жить или умереть, полковник. Делайте выбор.
— Он сумасшедший! — прошептала Айрис Дайкин, наблюдая из окна третьего этажа и прислушиваясь к разговору, обнимая графа Кориса за плечи. — Боже мой, он не в своем уме!
— Может быть, так оно и есть, — ответил граф, качая головой, но в его тоне было что-то очень похожее на восхищение. — Может быть, так оно и есть, но, Лэнгхорн, приятно слышать, как кто-то публично делает уколы этим ханжам!
Айрис повернула голову. Она посмотрела на профиль Кориса, и ее глаза расширились, когда она увидела свирепую, торжествующую ухмылку на лице своего опекуна.
— Он тебе нравится! — сказала она почти обвиняюще.
— Нравится он? — Корис задумчиво склонил голову набок. — Может быть. Я не знаю об этом, Айрис, но, клянусь Богом, ты должна восхищаться его стилем!
— Смелые слова для одного человека, стоящего перед пятьюдесятью, — наконец ответил Сандал.
— За моей спиной достаточно хороших людей, — спокойно сказал Этроуз, — а вы стоите передо мной. Если вы хотите пережить эту ночь, полковник, будьте где-нибудь в другом месте. Сейчас же.
Сандал уставился на него, и по его венам пополз лед, когда он переварил полную уверенность в голосе чарисийца и вспомнил все фантастические рассказы о сейджине Мерлине. Но полковник был ветераном. Он узнавал небылицы и невероятные легенды, когда слышал их. И он не был трусом. Вполне возможно, что Этроуз мог убить его, особенно с такого близкого расстояния, но даже сейджин не смог бы победить сорок пять королевских стражников плюс инквизиторов с ними.
И лучше умереть чистой смертью, сражаясь с кем-то вроде Этроуза, чем отвечать перед инквизицией, если князь или княжна уйдут, — сказал тихий-тихий голос глубоко в его душе.
— Благодарю вас за предупреждение, капитан Этроуз, — услышал он свой голос, — но я думаю, что нет. — Он глубоко вздохнул.
— Взять их!
Меч Сандала выскользнул из ножен.
Это, к сожалению, было первым — и последним — что произошло так, как он планировал, потому что руки Мерлина Этроуза задвигались.
Филип Азгуд, наблюдавший за происходящим из окна над дверью башни, недоверчиво зашипел. Никто не мог двигаться так быстро — никто! В одно мгновение руки сейджина оказались по бокам, плечи расслабились, глаза встретились с глазами полковника Сандала. В следующее мгновение в каждой руке у него было по пистолету, как будто они волшебным образом материализовались там, а не были вынуты из кобуры на боку.
А потом они начали стрелять.
Конечно, это было безнадежно. Один человек, всего с двумя пистолетами, против пятидесяти? Даже если бы он был отличным стрелком, который никогда не промахивался, самое большее, на что он мог надеяться, — свалить четверых из них, прежде чем остальные бросятся вверх по лестнице и свалят его. Но Мерлин Этроуз, казалось, не знал об этом, и ослепительный блеск дульной вспышки прорезал дыры в поле зрения Кориса.
Сейджин стрелял от бедра обеими руками, и размеренное «ТРЕСК», «ТРЕСК», «ТРЕСК» его огня стучало по уху, как молот. Но даже когда он выстрелил, Корис понял, что что-то не так. Вспышек из пистолетов не было. Ни вспышки воспламеняющегося капсюля, ни искр, когда отколотый кремень ударялся о сталь. Были только длинные, пронзительные вспышки из дул, более яркие, чем когда-либо, на фоне ночной тьмы, когда они извергали пламя, дым и смерть.