Выбрать главу

Джорджия вдруг принялась истерически хохотать. Да и что ей еще оставалось?

Расс как-то странно покосился в ее сторону.

— Что-то я не уловил шутки, — всполошился Сэм.

Джорджия прикрыла ладонью рот:

— Забудь, это я так, — потом набрала полную грудь воздуха и решительно расправила плечи. — Итак, — объявила она, поймав на себе удивленный взгляд мужа, — вот, слушай, что я намерена сделать. Поеду в супермаркет, куплю отбеливатель и приведу в порядок носки моих детей. Прямо сейчас. Как тебе эта идея? Что молчишь? Или это так ужасно?

— Да нет… — протянул Сэм. — Просто я что-то не улавливаю… какое это имеет отношение к нашей сделке?

— Никакого, — отрезала Джорджия. — А что касается нашей сделки, то мой ответ — нет. Во всяком случае, до тех пор, пока они не снимут это свое дурацкое условие насчет того, чтобы я осталась у руля. Больше я с места не сдвинусь — буду руководить из дома. А вы станете звонить мне по телефону. Но с поездками покончено раз и навсегда.

— Они могут отказаться.

— Тогда найдем других, — рявкнула она. — Я все сказала.

* * *

К тому времени, когда утро пятницы плавно перетекло в середину дня и Аманда отправилась на работу, она чувствовала себя такой же сильной и уверенной в себе, как Джорджия. День, проведенный в объятиях Грэхема, был для нее словно эликсир жизни, особенно если вспомнить, как они провели этот самый день. Конечно, интеллектуальным общением это не назовешь, хмыкнула про себя Аманда. Естественно — ведь они благоразумно не вдавались в нескончаемые дискуссии на тему взаимного доверия или общения между супругами, не пытались отыскать корни подозрений, отравлявших им жизнь, старательно избегали любого упоминания о многочисленных родственниках Грэхема, и особенно тщательно — о беременности и детях.

Весь этот день был таким… земным, что ли. Или приземленным. Им и в голову не пришло натянуть на себя что-нибудь из одежды — да и зачем, если они практически не вылезали из постели? Раза два звонил телефон, но они предпочли не брать трубку, предоставив все автоответчику. Они целовались. Они ласкали друг друга. Они занимались любовью столько раз, что Аманда под конец даже сбилась со счету, засыпали, чтобы потом, проснувшись, снова предаться любви. Стояли вместе под душем. Проголодавшись, они вытащили из холодильника замороженную пиццу и съели ее прямо в постели. Они отплясывали под Дока Ватсона, прижавшись друг к другу обнаженными телами и ритмично раскачиваясь в зажигательном ритме буги, и пятки их отбивали дробь на полу спальни.

Это был чистой воды секс — такой же дикий и такой же волнующий, как в первые годы их брака. Страсть и желание, словно огненная лава, уничтожили все, что встало между ними. Наконец они были вместе — только он и она, и за них, не сговариваясь, говорили их тела. Это было новое начало.

Это было словно побег из реальности, но Аманда не жалела ни о чем. Не жалела — до тех пор, пока внутренний голос, пробудившийся от спячки, ворчливо не напомнил ей о том, что жизнь как-никак продолжается. У нее была назначена куча встреч и такое же количество звонков; впрочем, и у Грэхема тоже дел было невпроворот. Неумолимо надвигались выходные, стало быть, каждый час рабочего времени был на вес золота.

Но это только небольшая передышка, заверил Грэхем. После того как они разъехались по делам, он чуть ли не каждый час писал ей письма по Интернету, да еще звонил — два раза до ленча и два — после. А когда она около четырех вернулась из школы, Грэхем уже ждал ее в дверях, зажав под мышкой два огромных пакета из супермаркета.

Глава 18

На какую-то долю секунды ее захлестнул необъяснимый страх. Подобравшись, Аманда похолодела. Но что-то в его улыбке — не той, ирландской, которой славились все без исключений О’Лири, а в той, что принадлежала только ее Грэхему — прогнало ее страхи. Не дав ей и слова сказать, он объявил, что дает ей пять минут — на то, чтобы принять душ. И все — никаких объяснений. Через пять минут его грузовичок уже несся на север.