— Не можете решить, хорошо это или плохо? — вскинула брови Гретхен.
— Нет, что вы! Хорошо. Конечно хорошо! Потом не нужно будет ни о чем волноваться. Хотя вам и так не о чем волноваться. Значит, вы ждете ребенка. Ух ты! Здорово! — Она помолчала, деликатно давая Гретхен возможность упомянуть об отце ребенка. Когда та продолжала молчать, Карен ткнула пальцем в ее заляпанную краской рубашку: — Готовите детскую?
— Угу.
— Голубая с желтым?
Гретхен кивнула.
— Замечательно. И никто не мешает вам наводить там красоту, никто не висит на подоле и не дергает, просто здорово! Когда я была беременна своим первым, это было чудесное время. Потом все было гораздо труднее, особенно в последний раз. Ли, знаете ли, не слишком любит возиться с малышами, а тут еще трое… вот мне и приходилось крутиться весь день напролет, да еще с огромным животом. Знаете, по-моему, с каждым ребенком он становился все больше, ей-богу. Наверное, мышцы растягиваются, в этом все дело. Но я не жалею, что напоследок родила девочку. И мне совсем не важно, что об этом говорят. Это совсем другое. Они, наверное, даже на генетическом уровне отличаются друг от друга. Кстати, а вы знаете, кто у вас будет? Мальчик? Или девочка?
Гретхен молча покачала головой.
— Ну и правильно, — одобрительно закивала Карен. — Не то начнут талдычить вам о всяких ужасах: амниоцентезе[8], например. Хотя нет, это для тех, кому уже больше тридцати пяти. А вы ведь еще молоды. Так что вам его вряд ли станут делать, разве что у вас есть причины для беспокойства. Например, если в вашей семье какое-то заболевание передается из поколение в поколение. Или в семье отца ребенка… — Она снова сделала многозначительную паузу и даже затаила дыхание. Но Гретхен упорно хранила молчание. — А вы это… — Карен замялась, судорожно подыскивая подходящее слово — под пристальным взглядом Гретхен она чувствовала себя на редкость неуютно, — вы это планировали или…
— Нет. Ни в коем случае.
Ну, это уже что-то, возликовала Карен. Хотя того, что она хотела узнать, ей так еще и не удалось выведать.
— Но вы хотели ребенка?
— О да, конечно.
Карен заулыбалась:
— А как вы думаете, что бы сказал Бен?
— Он бы обрадовался. Он знал, что я мечтала о ребенке.
— А его отец? — Вот, наконец у нее все-таки получилось — причем совершенно естественно. И, что самое главное, доброжелательно.
Но Гретхен позволила вопросу повиснуть в воздухе. Только брови ее слегка изогнулись, словно она хотела спросить: «А при чем тут, собственно, отец ребенка?»
— Наверное, он тоже рад? — подсказала Карен.
— О… он еще ничего не знает.
«О Господи!»
— Но ведь вы ему скажете?
— Не знаю… не уверена.
— А вам разве не кажется, что он имеет право знать?
— Нет. Он не свободен.
Карен почему-то очень не понравились эти ее слова. Возможно, потому, что в ней вновь зашевелились подозрения.
— А мы-то переживали, что вы теперь спите одна! — шутливо бросила она.
Если Карен ждала, что Гретхен улыбнется в ответ, то она ошибалась.
— Так оно и есть, — коротко бросила Гретхен, недвусмысленно давая понять, что этот разговор ей неприятен.
— Ну что ж, надеюсь, печенье вам понравится, — смущенно промямлила Карен, не зная, что еще сказать.
И, махнув на прощанье рукой, пошла к своему дому.
Но в дом она не вошла — проскользнув через свой участок, Карен прямиком направилась к Рассу. Карен была расстроена и немного обижена — она решила, что из всех неприятных соседей, каких только можно себе вообразить, Гретхен самая противная, потому что нормальные соседи не отделываются односложными ответами, когда их угощают свежевыпеченным печеньем. Это невежливо. А раз так, значит, эта паршивка наверняка что-то скрывает.
Уже нисколько не сомневаясь, что это «что-то» имеет непосредственное отношение к ее собственному мужу, Карен вошла к Лэнгам, промаршировала на кухню и накинулась на беднягу Расса, который, к счастью, был там один:
— Она на седьмом месяце беременности, черт возьми! Сама мне только что сказала!
— На седьмом? — переспросил он, отодвинувшись от раковины, где высилась гора грязной посуды. — Ух ты, вот это да! А мы-то, мы-то! Даже знать не знали!
— И сейчас не знаем. Она не хочет говорить, кто отец. Тебе это не подозрительно, а, Расс? Неужели ты ничего не видел? Никогда в это не поверю. Уж если кто и мог что-то заметить, то только ты — ты ведь больше нас всех бываешь дома. Нет, ты определенно что-то знаешь!